Виталий Храмов - Сегодня - позавчера. Послесловие

Я — в реанимации. Осознаю это, когда «всплываю» из беспамятства. Почему я здесь? Что случилось? Не могу понять.

В голове сумбур из дежа вю, из чужих воспоминаний, которые воспринимаются, как свои. Я — попадаю под ж.д. вагон. Я — попадаю под бомбёжку. Надо мной взрывается танк. Подо мной — взрывается мост. Я — горю в танке. В меня — стреляют, меня — режут. Вижу свою кровь. Умираю. Умираю и умираю. Десятки раз.

Я — в горах, окружённых песком, кричу в рацию: «На меня! Дай огня! Огня дай! Хорони нас, крыса тыловая!». На меня идут цепи людей арабской наружности с платками-арафатками. Взрывы.

Я — в ледяном доме битого красного кирпича. На дом бегут люди в серых шинелях, похожие на киношных немцев. Я кричу в трубку: «Тыловая ты гнида! Дай огня! Огня дай! Отомсти за нас! С землёй нас перемешай! Дай огня! Хорони нас! Не оставь на поругание!» Взрывы.

Я — в тесноте какой-то ёмкости. Невесомость. Вижу в малюсенький иллюминатор, как с огромной скоростью нарастает поверхность, испещрённая кратерами. Надо тормозить. А топлива — 0. Всё топливо сжёг при разгоне. Удар, скрежет.

Что из этого — воспоминания, а что — галлюциногенные видения от тех препаратов, что не дали остановиться от шока моему сердцу? А что — видения умирающего от отсутствия крови и кислорода — мозга? Что из этих воспоминаний в голове — ложная память дежа вю?

По моим воспоминаниям — моё тело было переделано инопланетянином. У меня была сверхрегенерация. Уже неделя, как меня перевезли из реанимации. И там — неделя только в памяти. Сколько в беспамятстве — неизвестно. Уже неделю смотрю на решётку вентиляции и не могу сосчитать количество квадратиков — так сильно отбит контузией мозг. Лица людей — плавают, искажаются. Плавают и звуки. И я — лежу бревном. Никакой сверхрегенерации. Это — бред. Никаких инопланетян. И голоса во тьме, светящиеся двери — тоже бред перемешанных взрывом мозгов.

Реальностью оказалось — воспоминание про пустыню, горы в песке и людей с лицами в клетчатых платках и широких арабских портках. Я — вызвал огонь на себя. Я — капитан-артиллерист. командирован в группу спецназа ГРУ для корректировки огня. Вся группа погибла, спасая меня. И я — вызвал «салют возмездия». Закапывая в щебень себя, тела бойцов спецназа и обложивших нас террористов.

И я — выжил.

Всё остальное — видения умирающего мозга. Так — бывает. Врачи так сказали.

Я — выжил. Но, смогу ли жить нормальной жизнью — вопрос открытый. Пока, у меня относительно рабочая — только левая рука. Всё остальное — хлам.

Любимая! Я — чувствую её. Она выходит на стоянке, а я — уже знаю, что она — рядом. Приходит каждый день. Сидит со мной, пока не выгонят. Почернела вся, похудела. Вся, с таким трудом набранная форма — сползла. Похудела, как от тяжкой болезни. А ей завтра — на чемпионат мира. Надо было лететь. В Братиславу. Слышать ничего не желает. А ведь, фактически — золото её было.

Вздыхаю — и её подвёл. И её — тоже. Как и ребят-спецназовцев. Спецназ погиб из-за меня. Это же я тормозил группу, как тормозная колодка из фосфористого чугуна. Не смог бежать по пескам с той же скоростью, так же долго, как они. Они меня — не бросили. Все — погибли. А я — выжил.

— Опять Кузьмина показывают, — говорит сосед по палате.

Вздрагиваю. До БОЛИ знакомая фамилия. Смотрю на цветное пятно на стене. Там — телевизионная стенная панель. Ничего разобрать не могу. Могу только слышать плавающий голос диктора, то приближающийся, то — удаляющийся. Диктор рассказывает, что глава корпорации Империум Кузьмин Игорь Викторович лично присутствовал на освящении нового межпланетного корабля. Со своим сыном.

— Всё в Пустоту лезут! Будто денег девать — некуда. Будто тут, в Союзе, всё уже — на мази! Тьфу! Видеть не могу! — ворчит сосед по палате.

— А что в этом плохого? — спрашиваю. Я — не вижу его лица. Только силуэт с негнущейся ногой. Сосед — болтун. Рот не закрывается. Трещит и трещит. Всю свою нехитрую душу вытряхнул. По-пьяни выпал из окна собственной кухни. И так сложно сломал ногу, что врачи земской договорились с начальством госпиталя, чтобы приняли. У военных медиков несравненный с городскими эскулапами опыт лечения травм. Человек он очень простой и недалёкий, но спешит судить и размышлять о том, чего не знает. Сосед читает, как лектор:

— А на хрена это надо? В стране — нищета, люди живут в Устиновках, дороги — никакие, террористы уже задолбали — а они все деньги в этот долбанный космос втюхивают! Да ладно бы — правда в космос! Так — разворовывают же! Там — узаконенный откат — 20 %. И весь откат стекается к этому деляге, старикашке Кузьмину! Там — целая система воровства! Ещё его отец, Медведь наладил! А как Сталин про то узнал — так он его и завалил, сука! А теперь — вообще ничего не стесняются! Вообще, в открытую, грабят Союз! Чё, президент — друг, министр обороны — друг! А командующий Военно-Космических сил — сын родной! Не страна, а клановая мафия! Кровопийцы! С таких простых трудяг, как я, налоги собирают и — тырят! И всё у них на мази — всё схвачено, за всё — заплачено! А такие простые пацаны, как ты, в этих, на хрен никому не нужных, чуркистанах — кровь льют! Картинками этими пустотными нам мозги парят! О! Привет, малая! Как говориться, физкульт-привет!

— Здравствуйте! Как ты, Витя? — голос любимой. Её лицо я — хорошо вижу, как бы это не было парадоксально.

— Нормально, малыш. Опять не спала?

— Не могу уснуть. Даже таблетки, что ты дал — не берут, — виновато говорит.

Чувствует себя виноватой! Ух, ты, жалейка! Это не ты — это я — кругом виноват! Тебе нельзя такие таблетки принимать — допинг-контроль не пройдёшь!

В палату врывается старшая сестра, судя по издаваемому шуму и голосу:

— Так, больные! Всё лишнее — убрали! Вырубайте эту говорилку! Порядок! Порядок! Что ж у вас бедлам такой!

В её голосе — отчаяние.

— Что случилось? — спрашиваю. Должен был быть командный голос, что хорошо приводит в чувство людей, но — не вышло. Блеяние овцы получилось.

— Этот Кузьмин прилетел!

— Кузьмин прилетел? — удивились все, — В наш город?

— К нам! Прямо к нам едет! Как мы не догадались, что он к Данилову — сам приедет!

— Ко мне? — удивился я.

— А как, ты думаешь, ты тут оказался? Не в медцентре Южного Военного Округа, а тут?

И правда! Ранен же я был — вон где! А очнулся — в родном Мухосранске. Не в крупном специализированном военно-медицинском центре, а в захолустном гарнизонном госпитале. Почему? Дома — стены помогают? Да ну, нах! Думай, Витя! Ты же — артиллерист, у тебя же — математический, аналитический склад ума!

Но, вывод был только один — ОНА!