Евгений Соломенко - Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра

Фатеев машинально кинул взгляд на расписание сегодняшних мероприятий. А впрочем, какие, леший их бабушку дери, мероприятия, когда тут – такие чудеса в решете?

Твёрдый палец лег на кнопку селекторной связи с дежурным помощником:

– На ближайшие полтора часа всё отменяется. Назначаю внеочередное совещание через двадцать минут. Участники – секретарь Совбеза, руководители Администрации, ФСБ, ФСО, СБП, ГРУ и МВД. И чтобы никаких замов: только первые лица! Кстати, узнайте, как там министр обороны. Если уже выписался из больницы, то и его тоже – сюда! Всё.

Доска объявлений

Вниманию покупателей! Универмаг «Виктория» проводит предпраздничную распродажу. Купив зенитно-ракетный комплекс С400ПМУ2 «Фаворит», вы получаете в подарок шлем тевтонского рыцаря. Спешите! Акция действует в течение трех дней!

(Санкт-Петербург, 2000 год)

Вот же привязалась долбанная песенка, мура мелкотравчатая! – усмехнулся Платонов. И тут же перескочил на другую тему. – Так, а вон те шакалы что-то мне не глянутся.

Этих двоих в чёрном кожане он приметил, как только вышел из метро «Горьковская». И сразу же кожаны Платонову не понравились, ну просто очень!

За последние два десятилетия он остро ощущал, как Питер теряет лицо. В самом прямом смысле. Всё реже на улицах встречались человеческие лица, и всё чаще мелькали рожи. Сытые, наглые, высокомерные. Хитренькие, норовящие надуть, «кинуть лоха». Спившиеся, отупелые. Злые, безжалостно-хищные.

Парочка, прилепившаяся квадратными спинами к ларьку «Шаверма», явно относилась к последней категории. Цепкие свои глаза они сфокусировали на сутулом старикане с палочкой, хромавшем впереди Платонова. Одет старичок был без роскоши, но и не в обноски: определённо наличествуют дети, способные подкинуть рублишко на молочишко.

«Но в другом, дед, тебе, кажется, не подфартило!», – констатировал Платонов. Ибо молодые волчары оторвали спины от хлипкой ларёчной стенки и двинулись за согбенным тихоходом.

Профессору приходилось слышать о таких вот «геронтологах»: высматривают небедно «прикинутых» стариков, провожают до подъезда, а там проламывают черепушку и обирают до нитки.

Вообще-то Платонову пора было сворачивать направо, к подземному переходу, но он, потоптавшись подле журнального киоска, пропустил кожанов вперед и потащился у них в кильватере.

Вообще-то Георгий Платонов был мужчина солидный: светоч науки, лауреат Государственной премии, а в прошлом – ещё и король ринга, чемпион Ленинграда в полутяжёлом весе. На память о ринге ему остались куча кубков и грамот, пылящихся на антресолях, а также сбитый на сторону нос. Этот скособоченный «форштевень» вкупе с героической челюстью, суперменски выступающей вперед, придавали профессору вид вовсе не лауреатский, но по-своему тоже серьезный.

Зато откровенно несерьёзным у Платонова оставался лексикон, помноженный на повадки «трудного подростка». Да ещё с туманной юности липли к нему песенки – блатные, туристские, студенческие и Бог знает какие ещё. Впрочем, что именно он бурчал под нос, немилосердно коверкая мелодию и перевирая слова, – оставалось для Платонова несущественным…

…Так они и плелись, нога за ногу: впереди старичок – божий одуванчик, за ним – эскорт в кожаных куртках, ну а номером третьим вышагивал он, Георгий Платонов, апостол отечественной кибернетики и гений компьютерных технологий. Этот широкий в плечах мужчина с копной светлых волос, энергичным лицом и массивным подбородком смахивал на древнего викинга, которого совсем уже сильный шторм по ошибке забросил в наше XXI столетие. Мощный и легкий в движениях, он никак не тянул на свои сорок девять. И тем не менее, просмоленный чёлн жизни неумолимо влек заплутавшего норманна навстречу туманным проливам шестого десятка лет.

Окружающую жизнь бывший чемпион-«полутяж» давно воспринимал, как тот же ринг, только без правил. И на ринге этом он дрался умело, расчётливо. Если требовалось – жестоко: толстовцем не был никогда. А в последние годы, наблюдая, что сотворили с его страной, наливался лютой ненавистью. Обида застилала глаза, заставляла ночами вертеться без сна, бессильно скрипеть зубами. А хотелось этими зубами рвать глотки новоявленным волкам и шакалам. Пускай знают: не у них одних клыки крепкие!

И сейчас, наткнувшись на двух здоровущих трупоедов, Платонов оскалился кровожадной улыбкой. Он шел, отталкиваясь крепкими ногами от Земного шара, – последний Гроссмейстер, сильный мужчина, самодостаточный и независимый. Независимый от человеческой теплоты, от дружб и привязанностей.

Справа за деревьями мелькнул освещёнными окнами полупустой трамвай, и снова – ровный свет фонарей, и в тишине время от времени торопливо прошаркает редкий прохожий. Посреди маршрута у профессора что-то щелкнуло во встроенном музыкальном автомате, и звукосниматель непостижимым образом переключился на новую песню:

Их странноватый караван проследовал через парк, пересёк трамвайные рельсы и углубился в переулки Петроградской стороны. Когда вокруг начались проходные дворы, профессор предельно сократил дистанцию.

В душе у Георгия Платонова было муторно и погано – словно в нее нагадили все кошки со всех подъездов и дворов Петроградской стороны.

Теперь он уже не шел, а крался – скрываясь за выступами, выглядывая из-за угла очередной арки. Впрочем, кожаны не считали нужным оглянуться. Зачем? Они уже давно числили себя хозяевами улицы.

Окружавшие его очень уж плотные сумерки пахли не ямайским ромом, а мусорными баками и хронической отсырел остью.

Но вот старичка поглотила, утробно проурчав, высокая дверь подъезда. Следом за ним сноровисто шагнул один из кожанов. А второй заступил на вахту подле парадной. И когда перед ним образовался уже вовсю поспешающий Платонов, то «караульный» лениво преградил дорогу: