Андрей Валентинов - Флегетон. Созвездье Пса. Омега

Мы шли до Мелитополя шесть дней, шли на удивление спокойно, хотя во встречных селах пейзане злорадно обещали нам встречу с Упырем. Мы даже не отругивались, поскольку было действительно страшно: налети Упырь со своими тачанками, да еще в чистом поле, – мы бы и десяти минут не продержались. Махно – это вам не красная чухна. Это людоед Божьей милостью и таврическую степь знает, как собственный карман. С ним только Яков Александрович умел справляться, да и то имея за спиной корпус полного состава.

К счастью, в эти самые дни – мы узнали об этом значительно позже, в Мелитополе – Яков Александрович сумел еще раз прищучить Упыря у Кичкас. Махно увел тачанки на север, а мы сумели дойти до Мелитополя, как я уже успел отметить, аккурат под новый, 1920-й год, 31 декабря, часов в девять утра, когда солнце, красное, в морозной дымке, еще только-только поднималось над степью.

Ну вот, похоже, дописался до галлюцинаций. Нет, действительно, стреляют.

7 апреля

Наши борзописцы уже успели создать легенду об ужасающей скуке в Голом Поле. Сие, во всяком случае, мы регулярно читаем в приходящих сюда всякого рода русско-берлинских и русско-парижских газетах. А напрасно пишут. Вчерашняя ночь – из тех, что не соскучишься.

Нет, никакого красного десанта, к счастью – или к сожалению, это кому как – не случилось. Просто трое пьяных марковцев подрались с сингалезами. Сингалезы – ребята спокойные и, в отличие от марковцев, дисциплинированные, первыми в драку не лезут. Так что виноваты наверняка наши. А кончилось все очень плохо, – кто-то из наших ослов продырявил сингалезского лейтенанта. Лейтенанта жалко – он держал своих арапов как должно, к нашим зря не цеплялся и, между прочим, имел три французские медали. Вот, стало быть, кроем, кроем союзничков, и за дело, по чести говоря, а сами-то каковы? И сингалеза жалко, и неприятностей не оберемся, да и стыдно попросту.

Впрочем, наши «дрозды» спешат уверить всех, что все беды только от марковцев. Интересно, а кто мой вещевой мешок переполовинил тогда, в Геническе? Все, все мы хороши, господа. Хоть намордники покупай.

Нам, между прочим, эта потасовка уже вышла боком. Посколку мы, сорокинцы, вроде бы и не марковцы и не дроздовцы, нас обещают ставить в ночные караулы. Во всяком случае, поручика Успенского, несмотря на его заклинания, отправляют сегодня ночью в компании с тремя юнкерами блюсти, так сказать, наше Голое Поле, особенно его марковскую часть.

Уже здесь, в Голом Поле, когда мы немного обустроились и отоспались, сорокинцы стали потихоньку искать друг друга. В общем, нас осталось не так уж мало, как можно было бы предположить. Правда, эти сорокинцы уже в основном крымские, последнего призыва. Хотя бывают и чудеса: нашелся один прапорщик из той самой третьей роты, которую паровозный машинист Билаш расстрелял своими тачанками под Волновахой.Третью роту мы заочно отпели – и вот надо же! А от моей роты остались лишь мы с поручиком Успенским и девять нижних чинов. Отвоевалась вторая рота.

Между прочим, в первые недели мы, сорокинцы, вынуждены были отстаивать здесь свою, с позволения сказать, индивидуальность. Дело в том, что Фельдфебелю вздумалось нас побрить. А это уж – извините. Устав, конечно, уставом, но все в нашей Добровольческой армии знали, что сорокинцы изволят щеголять с бородами. Точнее, с короткими такими бородками. В конце концов, никто не заставляет дроздовцев снять эти дурацкие пенсне, хотя зрение у большинства из них отменное. И все потому, что полковник Дроздовский был слегка близорук. Ну и пусть носят. И наши бороды оставьте в покое. После долгих пререканий Фельдфебель так и сделал, и теперь сорокинца узнаешь сразу. Правда, штабс-капитан Дьяков бороду все-таки сбрил. Ну, ему виднее, тем более, что борода ему не очень шла. Вот подполковнику Сорокину с его бородкой было неплохо. Нам, во всяком случае, нравилось.

В Мелитополе мы сразу же разделились. Штабс-капитан Дьяков, теперь уже на правах командира отряда, отправился искать начальство, а заодно, что для нас было куда важнее, какую-нибудь крышу над головой. Мы же с поручиком Успенским и несколькими нижними чинами поспешили на станцию, где, по слухам, должен был стоять санитарный поезд. Надо было спешить – нашим тяжелораненым, а их оставалось теперь только двое, было совсем скверно, и подполковник Сорокин все никак не приходил в себя, хотя в дороге мы пустили весь наш оставшийся спирт ему на компрессы. Санитарный поезд действительно оказался на станции, но пришлось долго ругаться и доказывать невесть что, прежде чем эта тыловая сволочь согласилась принять наших раненых.

Подполковник Сорокин так и не пришел в себя. Нас уже порадовали диагнозом: крупозное воспаление легких. Его уложили на носилки, и он лежал, длинный, худой, и темная отросшая борода торчала вверх, а мы все стояли рядом, надеясь, что он откроет глаза. В конце концов санитары самым невежливым образом отодвинули нас с поручиком Успенским в сторону и втащили носилки в вагон. Поезд должен был скоро отправляться, и мы смогли лишь узнать, что раненых, вероятнее всего, отвезут в Карасубазар или в Симферополь.

В самом Мелитополе творилось что-то несусветное, впрочем, вполне знакомое; похоже, город никто не собирался защищать, толпа штурмовала вокзал, а редкие колонны наиболее напуганных или, наиболее смелых шли пешком из города, навстречу морозу и махновцам. Прошел слух, что комиссары уже в Бердянске, впрочем, толком никто ничего не знал. Штабс-капитан Дьяков, пробегав полдня, выяснил, что никого из старших командиров в городе нет, но скоро сюда должен прибыть генерал Андгуладзе, начдив 13, и мы отходим в его распоряжение. Мне, честно говоря, было все равно – генерала Андгуладзе я не знал, и с кем защищать Мелитополь или драпать из того Мелитополя мне, как и, думаю, всем в отряде, было безразлично. Некоторый интерес представляло другое обстоятельство: собиралось ли командование вообще оборонять Крым? Этого штабс-капитану Дьякову, само собой, никто не сообщил, и мы с ним, докуривая его пачку «Сальве», обсудили несколько возможностей.

Ежели Крым никто оборонять не собирается, то нас могут оставить прикрывать эвакуацию. В этом случае вопрос с нашим отрядом решался просто. Я допустил компромиссную возможность: Яков Александровия мог повторить вариант 19-го года, когда он удержал Акмонайские позиции и не пустил красных в Керчь. Впрочем, и в этом случае нас, скорее всего, оставят в заслоне. Даже если предположить, что никто вообще ничего не прикажет, и войска будут эвакуироваться, так сказать, по возможности, то и в этом случае мы едва ли успеем дойти от Мелитополя до Феодосии, Керчи или Севастополя. В общем, спасти нас могло одно: приказ об обороне Крыма и кто-то способный эту оборону возглавить. Если это будет Яков Александрович, то какие-то шансы будут. В генерала Андгуладзе верилось слабо.