Андрей Чернецов - Конь бледный

Слишком много этих «если». Следовало обернуться. Уж больно долго он возится с ПДА, подозрительно долго. Нужно взять и спокойно повернуться к напарнику, но Шершень не мог… не был способен заставить себя даже элементарно пошевелиться. Запястья свело судорогой, светящийся экран поплыл перед глазами. Вот он, страх, настоящий неподдельный животный ужас, когда ты не знаешь, что там у тебя за спиной. Да, оно там есть, оно хочет тебя убить, но ты не понимаешь природу этой смертельной опасности.

Шершень зажмурился, беря себя в руки. Зона сделала из него бабу, истошно визжащую трусливую бабу, шарахающуюся от любого едва слышного шороха.

Следовало обернуться.

И он обернулся…

Тяжеляк по-прежнему находился у него за спиной, точнее, не сам сталкер Андрей Семенович Булыга, а то, что от него осталось. Мертвая оболочка, бесполезный органический хлам, бывший когда-то живым мыслящим человеком.

На облокотившемся о ржавую переборку вертолета мертвеце был все тот же комбинезон «Монолита», в руках покойник сжимал автомат «Гадюку». Лицо Тяжеляка обуглилось, черная кожа свисала рваными клочьями, и одного взгляда на труп было достаточно, чтобы понять: сталкер погиб от «Теслы» — мощной блуждающей электрической аномалии. Но как он оказался в вертолете? Или она тут его и настигла, в этом ненадежном, но все-таки укрытии. Все могло быть. В таком случае с кем же Шершень все это время общался, отбивался от своры слепых псов, шутил, рассуждал о жизни? С мертвецом трехдневной давности? Значит ли, что все это время он сидел в разбившемся Ми-24, а бой с мутантами и последующее бегство по Темной долине ему попросту привиделись?

Шершень почувствовал, что сходит с ума. Снова и снова… Где правда, а где ложь? Как ее отличить? Кто играет с ним в эти грязные злые игры?

В любом случае внутри вертолета оставаться было нельзя.

Шершень бросил робкий взгляд на контейнер для артефактов Тяжеляка. Неужели он и впрямь нес к Периметру солидный хабар? Проверять не хотелось. Почему-то Шершень был уверен: стоит ему только коснуться мертвеца, как тот вдруг оживет и вцепится скрюченными одеревенелыми пальцами в его горло.

Нет-нет, нужно немедленно бежать отсюда, бежать куда угодно, только подальше от проклятого вертолета.

Быстро собрав все свои вещи и поудобней перехватив тяжелый автомат, Шершень выскочил из десантного отсека наружу. В Зоне заметно потемнело. Приближался вечер. Пережидать ночь в Темной долине вне надежного убежища — чистое самоубийство.

Шершень ускорил шаг. Он отказывался думать о том, что с ним сейчас происходит. Потому что все это не поддавалось никаким объяснениям. У него была цель — добраться до Периметра, все остальное сейчас не имело значения. Он подумает потом, когда окажется в тепле и безопасности. Но есть ли для него теперь такое место?

Шершень не знал.

Вся его жизнь казалась ему мутной цепочкой слабо связанных друг с другом черных эпизодов. Сколько душ он загубил на своем долгом пути в Зоне? Шершень честно пытался припомнить, обозначить конкретную цифру. Но конкретной цифры не получалось. Быть может, все, что творится с ним сейчас, это справедливое наказание за пролитую кровь. Пролитую кровь отнюдь не мутантов, а обыкновенных людей, пытающихся жить по правилам оголтелой волчьей стаи. Скольких он убил просто так, в спину, опасаясь, что пробирающийся через Зону попавшийся на пути незнакомец без разговоров первым откроет огонь. Он не знал их имен, не видел их лиц, так было намного проще. Ведь стрелял не в конкретного человека, а устранял возможную опасность, зеленую точку на узеньком мониторе ПДА.

Рано или поздно за это должна была настать страшная расплата. Кто-то должен был прийти к нему однажды и сказать, мол, пришла пора отдавать долги, а их за эти годы накопилось очень и очень много.

Шершень снова подумал о Боге, пробираясь сквозь укрытый серыми сумерками лес. Ведь он, по сути, никогда в него не верил. Не верил во всемогущее всепрощающее существо… Или он снова все путает? Путает сына Бога с самим собой? Казалось, в таком месте, как Зона, сама мысль о вере была чем-то совершенно неуместным, чем-то, что следовало без зазрения совести оставить где-то там за Периметром, на Большой Земле, как часто называли сталкеры нормальную незараженную территорию.

О какой вере можно говорить, когда ты способен спокойно забрать жизнь незнакомого тебе человека только потому, что тебе показалось, что он, возможно, сам захочет тебя убить? О каком Боге можно думать, когда вокруг тебя шныряют дьявольские твари, словно специально вышедшие из пышущей огненным жаром преисподней? В этом месте не было Бога, в этом месте царило Зло. Но не то зло, определение которому можно было найти в мудрых христианских книгах… Нет, это было совсем иное зло, не имеющее ничего общего с человеческой природой, зло, пришедшее совсем из иного мира, чужого, жестокого, враждебного. Там, в этом мире, наверняка все было по-другому, и то, что здесь сходило за добро, возможно, там считалось страшным преступлением.

— Здесь нет Бога… — прошептал Шершень, уже едва разбирая землю под ногами. — Здесь царит страх… не у кого просить защиты… потому что Тот, Кто Может Услышать, тут абсолютно глух…

В нем самом тоже не было Бога. Он даже не знал, есть ли у него нательный крестик. Да и был ли он крещен? Кто отпустит его грехи, если он вдруг внезапно умрет?

КТО ЗДЕСЬ ОТПУСТИТ ЕГО ГРЕХИ?!

Не попадет ли он после смерти сразу же в ад, минуя все возможные прощающие грешников инстанции?

И в какой ад можно попасть из этого страшного места?

Словно в кошмарном бреду, Шершень метался среди растопыривших влажные лапы деревьев. Он был абсолютно дезориентирован. Он не знал, куда идет.

Это казалось немыслимым, но его ПДА не работал, что означало только одно — неминуемую и страшную гибель. Наверное, он закричал бы от отчаяния, если бы не опасался привлечь внимание уже наверняка вышедших на охоту ночных тварей.

Когда через час беспорядочных блужданий сталкер опять вышел к разбившемуся вертолету, его волосы поседели. Внутри пузатого Ми-24 определенно кто-то был. Что-то в глубине десантного отсека глухо ворочалось, словно пытался неуклюже подняться на ноги окоченевший мертвец.

Шершень побежал, беспорядочно стреляя из автомата. Вырывающийся из короткого дула огонь на время вернул ему рассудок. Следовало остановиться и решить, что делать дальше. Трясущаяся внутри овца исступленно желала жить.

Он сделал еще несколько шагов и хотел было остановиться, но не успел. В темноте Шершень не заметил едва различимую даже при дневном свете парящую над землей сферу. Гравитационная аномалия цепко схватила свою жертву. «Мясорубка» стремительно раскрутилась, разрывая хрупкое человеческое тело на куски.