Олег Фомин - Феникс

В какой-то миг лента воспоминаний обрывается, ногти вгрызаются в стол, хочется выть.

Съедает дикая тоска.

Тоска по времени, когда был влюблен.

Чугунное ядро, что зовется головой, кое-как поднимается, на дисплее невероятный двойник, поистине великолепен, взирает будто бы сверху вниз, с отеческой улыбкой. Губы Артема дрожат, в глазах начинает пощипывать.

Дело даже не в том, что, когда любил, в разуме жила прекрасная богиня.

Когда любил, был прекрасен он сам.

Голова думала прекрасные мысли, с языка слетали прекрасные слова, Артем совершал прекрасные поступки.

А теперь бродит по квартире как мертвец по склепу, взгляд уныло ползет вдоль руин былых достижений. За окнами плачет небо, причитает ветер. Разбитый дисплей выглядит несправедливо униженным, замшелые пылью гантели и гири разбросаны по углам, к штанге подобралась плесень, учебники и тетради за неделю в аду пьяных обезьян чего только не натерпелись. Измятых, надорванных, расцарапанных книг больше, чем старых кирпичей на свалке, одна засунута в грязный носок и покачивается на люстре, другая в морозилке обрастает инеем, а какая-то бедная тетрадка скручена и запихана в унитаз. Некоторые вывернуты чуть ли не наизнанку, истерзанные страницы торчат как сухой кустарник, много листов вырвано на самолетики, на подтирки для носов и задниц. Среди бумажных комьев попадаются купюры в десять и даже пятьдесят рублей, более крупного достоинства давно растрачены на пиво, девок и прочие радости. Артем видит смятые листки записной книжки, кто-то вытирал ими кетчуп, а еще клочки с дизайнерскими набросками по работе, конспектами английского и других предметов… Уже не пригодятся: со знакомыми по пьяни разругался, учеба заброшена, фирма после пары сорванных заданий новых не шлет.

Мусорное ведро с горой, над ним клубятся мушки, такому рою позавидуют пчелы, помойные отродья жужжат как бомбардировщики, а пилоты, судя по траекториям, пьянствуют вместе с Артемом не меньше недели. Всюду серые обвислые кружева паутины, их стерегут мерзкие восьмилапые стражи. Тараканов как в термитнике, неторопливо разбегаются кто куда целыми стаями, они делятся еще и еще, а потом опять сгущаются, как молекулы бурлящей смолы. Разжирели, блестят влажными спелыми сливами, но от их бурого блеска подташнивает, твари и не думают прятаться, чувствуют себя хозяевами, усы важно шевелятся, у одного хватило наглости залезть Артему на штанину. Бычки, шелуха от семечек, ореховые скорлупки, осколки посуды, пивные банки, бутылки от водки, всего столько, что этим можно асфальтировать улицу. Ноздри привыкли быть напряженными от вони грязной одежды, всегда есть риск поскользнуться на банановой кожуре или презервативе, ковер горит свежим пятном блевотины. Не квартира, а гниющий труп.

Со злости Артем бьет кулаком стену.

Почему любовь умерла? Что Артем и Вика сделали не так?! Но стена молчит…

Артем бьет снова и снова, по частоте ударов кулаки обгоняют сердце, затем сердце обгоняет кулаки, они соревнуются, набирают темп устрашающий, на обоях вмятины и надрывы, сверкает кровавая роса. По стеклам воинственно барабанит дождь, ветер усиливается, провода свистят, в уличном воздухе кувыркаются листья, под грохочущими ударами белого хлыста сине-серое стадо туч несется стремительно.

Из недр подсознания что-то велит прекратить, иначе кончится какой-нибудь пакостью вроде инфаркта или инсульта. Артем наваливается на стену лопатками, тело разгоряченное, по инерции пышет как паровоз, успокоиться нет сил. Артем закрывает глаза, страх гонит мысли жадно рыскать в поисках покоя, их слепой бег приводит в один из его миров, где встречает Вика… Нет, не та, с кем был на свиданиях, а из грез, с которой проводил почти все время. «Успокойся, родной, я здесь», — шепчет она, прижимает к себе, он ощущает тепло женской груди, кокон объятий, чувствует себя ребенком. Сладкой вечностью позже осознает: сердце успокоилось, тело остыло, дыхание как шелковые волны…

Но покидать воображаемые объятия не торопится. Да, Вика разочаровала, а потому из его жизни исчезла, но, оказывается, рядом с иллюзорной Викой по-прежнему хорошо… Нет ни прошлого, ни будущего, лишь это бесконечное мгновение…

И тут…

Наверно, то же чувствовал Ньютон, когда на голову упало яблоко.

Но яблоко нынешнее столь огромно, что удар швыряет Артема к ноутбуку, он регистрируется на поэтическом форуме под ником Феникс. Находит свой стих, в уголке поста жмет кнопку «Комментировать». Разворачивается лента коротких одобрительных комментов: те самые милые, но неприметные зверьки рядом с крылатым близнецом. Ниже — окошко ввода.

В нем начинают появляться слова, время, подобно куску железа, нагревается, грани тают, секунды и минуты теряет форму. Время горячее, расплавленное, грудь пыхтит как кузнечные меха, вдохновение обдает белую гладь окошка потоками слов, метафор, сравнений, чувства как волны в океане, гребни тянутся выше и выше, до неба, до звезд, Артем описывает царицу из грез, пытается сказать, прокричать, как же она прекрасна, подобрать слова единственно верные, чтобы даже Вселенная поняла и смирилась. Под эхо молний слова рождаются целыми стаями, тут же умирают, но некоторым дарована жизнь, они подгоняются друг к другу, сливаются в рифмы, раскаленное стихотворение словно клинок, только что залитый в желоб, пальцы перестукивают наравне с каплями дождя, как молоточки гномов, доводят до совершенства.

Готово! «Отправить». Стихотворение возникает в комментариях.

Артем возвращается в «Очищение».

Рядом с крылатым двойником — та, о ком он мечтал. До сего момента подобной красоты Артем не видел… лишь представлял, смутно и урывками, но эта богиня создана во всех подробностях, вообразить их единовременно, в таких сочных светлых красках, в столь совершенных пропорциях не смог бы никогда! В сравнении с ней Вика — блеклая тень… Под шепот и суету зверюшек Он и Она шагают навстречу друг другу, пальцы переплетаются, Он обнимает Ее за талию, укутывает в крылья, женские руки ложатся Ему на плечи, лица сближаются, глаза смотрят в глаза.

Слившийся в поцелуе силуэт расплывается за теплой пленкой, Артем падает на колени. В груди трепещет знакомое чувство.

Чувство, которое, он думал, сгорело навсегда…

Но сейчас — воскресло!

А затем наполняет злость, но теперь ее источник светел и прекрасен. Наверно, это и есть праведный гнев, с каким паладины идут сокрушать демонов, нежить и прочую скверну.

Ливень хлещет по стеклам густо, как вода из крана, когда Артем набирает ведро, из шкафчика на кухне руки судорожно извлекают арсенал чистящих артефактов, Артем носится по квартире точно вихрь, грохот грозы заглушает грохот передвигаемой мебели. Под вспышки белизны Артем очищает пещеру, в которую превратилась квартира, сражается с бутылками, огрызками и сотней других мерзких тварей, монстры яростно сопротивляются, но это побуждает усилить натиск. Веник рассекает ковровые шкуры золотой саблей, пластиковая виверна с ревом засасывает пыль, против полчищ тараканов и мушек Артем кастует заклинание «Ядовитый туман», в чем помогает дихлофос. Коробки от пиццы хлопают липкими картонными челюстями, банки гремят как закованные в доспехи разбойничьи стаи, уродливые щупальца в виде презервативов, грязных дырявых носков и лоскутов паутины извиваются, пробуют ускользать, но Артем все равно загоняет чудовищ в полиэтиленовые ловушки, черные сферы низвергаются в бездну мусоропровода. В воздухе смрад и яд, Артем задыхается, жажда свежести заставляет распахнуть сперва входную дверь, затем дверь на балкон. С ног едва не сбивает гигантский хлыст воды и ветра, вой стихии внушает ужас, приходится накинуть на спину походный дождевик, но пополам с ужасом переполняет восторг, квартиру и крохотного человека пронизывает поток титанической мощи, будто попал внутрь электрического провода. Артем возвышается посреди комнаты, грудь круто вздымается и опускается, взгляд очарован вспышками молний и танцами водяных лучей. Ураган играет плащом точно знаменем, швабра в руках как посох, ярко-оранжевая тряпка на конце развевается пламенем.