Рэндел Фрейкс - Терминатор

Вот тут-то улыбочку Рика словно корова языком слизала.

— Ну держись, подонок, мать твою!

«Вляпались-таки в дерьмо», — пронеслось в голове у Марка.

Марк и пошевелиться не успел, как нож Рика, молнией блеснувший в темноте, оказался у самого горла культуриста. Они с Котексом тоже не заставили себя дожидаться. По-военному четко, стремительно — не зря они вон сколько тусуются вместе, всякие бывало — приставили свои ножи к глотке голого верзилы.

Чисто. Аккуратно. Гарантийно сработано.

Одно настораживало: пора бы плейбою и струхнуть, а он все смотрел на них своим бессмысленным, отрешенным взглядом.

До Марка стало доходить, что вышел крутой облом. Но тут все мысли вышибло, стоянка бешено завертелась перед глазами — на лицо ему с размахом опустилась бейсбольная бита. Он сразу и не понял, что не бита это вовсе, а кулак противника, мелькнувший с непостижимой скоростью.

Марк отлетел к заграждению, успев увидеть, как следующим ударом детина катапультировал Котекса, и тот без единого звука шмякнулся оземь. Мертвый.

Рик ухитрился сделать обманный выпад и бросился с ножом на голого качка, вложив в удар всю силу. Нож по рукоять вошел тому в живот и… скользнул по твердой поверхности. Может, ребро? Какое еще ребро пониже пупка?

Рик выдернул окровавленный нож и размахнулся для последнего удара, но в этот момент его настиг мощный удар громилы. Натурально въехал. Марк, похолодев от ужаса, смотрел, как рука человека по локоть погрузилась в грудь Рика. В глазах парня, выкатившихся из орбит, застыли изумление и боль.

Терминатор с размеренностью механического пресса вновь поднял кулак. На секунду, одну бесконечно долгую секунду, ботинки Рика зависли над землей. Перед Марком предстали вздернувшиеся ноги повешенного, из-под которого выбит стул. Чудовищный хруст переломанных костей, и рука Терминатора вернулась в прежнее положение.

Когда Рик обмякшим кулем рухнул на асфальт, он был уже мертв. «Пробил ему грудную клетку и вышиб позвоночник», — пульсировало в мозгу содрогнувшегося Марка.

Терминатор повернулся к последнему из подростков, еще оставшемуся в живых. Марк не выдержал взгляда его свинцово-серых глаз, из которых, точно из наведенного дула, смотрела сама смерть.

Терминатор шагнул к нему, и Марк в ужасе попятился. Руки Терминатора были по локоть в крови. Крови Рика. «Он пробил ему грудную клетку!»

Марк, спотыкаясь, отступал, пока не почувствовал спиной леденящий металл заграждения. Метнулся было в сторону, еще надеясь на что-то, и снова уперся в ограду. Загнан в угол! Страшный человек медленно и неотвратимо приближался к Марку.

Он сообразил, что нужно делать, и начал снимать одежду. Протянул убийце куртку, словно защищаясь ею, моля о пощаде, и оттягивая страшный конец… Только бы выиграть время… Убежать из этого проклятого места… Домой, в постель… Забиться под одеяло… Отогнать кошмар…

В одном он был прав. Покорность, с которой он отдал свою одежду, помогла ему выиграть время. Он жил еще четырнадцать секунд.

Ровно двадцать четыре минуты спустя после событий, описанных в свойственной нашему измерению линейной прогрессии времени, и в восьми километрах от обсерватории Гриффит-Парк в воздухе вновь повисло странное напряжение.

На этот раз воздух сгустился над переулочком позади Бродвея. Приблизительно в том месте, где Бродвей пересекается с Седьмой улицей. Первыми из окрестных обитателей, почувствовавшими неладное, были крысы. По этому случаю временно прекратив опустошительные набеги на помойки, крысы принялись недоуменно принюхиваться. Неясное, едва уловимое обещание угрозы почуяли они в воздухе. Когда же переулок осветился слабым сиянием, непохожим на обычную предгрозовую вспышку, а больше напоминающим призрачное сверкание молнии над бескрайней поверхностью океана, полчища крыс, побросав драгоценную добычу, со всех ног понеслись в убежища.

Отвратительное шуршание крыс по листу мокрого картона разбудило Бенджамина Шанца, пребывавшего в состоянии длительного пьяного забытья. Картонный лист служил ему и крышей, и защитой от непогоды. Шанц продрал глаза и грязно выругался, пригрозив кулаком неизвестно кому. Потом опять скрючился, приноравливаясь к своему жесткому ложу и, невразумительно бормоча, заснул.

В просвет между зданиями виднелись блестящие стеклом и металлом круглые башни отеля «Бонавентура». Всего четыре больших дома отделяли жалкое пристанище Шанца от роскошного отеля, который представлялся опустившемуся забулдыге видением, пришедшим из мира иного, бесконечно удаленного во времени и пространстве от его собственного одинокого и никчемного существования. В редкие минуты просветления Бен занимался тем, что размышлял о превратностях подлой судьбы, которая и без того попинала его в жизни, забросив в конце концов на эту мусорную свалку. А ведь один из его дружков по колледжу, подумать только, сейчас подвизается на большой киностудии. Главным администратором. Вот она, судьба!

Состояние, в котором он находился в эту минуту, было весьма далеко от просветления. Ветер, налетевший неизвестно откуда, давно уже низко и натужно гудел над его картонной хибарой, а он все еще не замечал ни зловещего потрескивания в воздухе, ни ураганных порывов, взметнувших вверх кучи тряпья и обрывки газет, ни удивительного алого свечения, заливавшего переулок. Легкое потрескивание, раздававшееся отовсюду, превратилось в завывающий шум помех гигантского радиоприемника. Мусор, поднятый ветром, закружило в сумасшедшем водовороте.

Шанц опомнился лишь когда снесло его картонную крышу. Он скорчился, зажмурил глаза и заткнул уши, чтобы не видеть, как багряные языки молний лижут политую дождем каменную стену, жадно извиваясь в поисках любого металлического предмета. Молния, точно живая, перекидывалась на заржавевшие пожарные лестницы, и, обезумев, металась вверх и вниз по водосточным трубам. Над домами переулка расцветали огни святого Эльма [электрический разряд в атмосфере в форме светящихся пучков, возникающих на концах высоких предметов при большой напряженности электрического поля]. Гудение помех переросло в невыносимый рев, который едва выдерживали барабанные перепонки. Оконные стекла разлетались вдребезги, низвергаясь внутрь помещений каскадом осколков. Адский вой сигнальной сирены довершал свистопляску.

Бен был не робкого десятка. Всякого, слава Богу, повидал на своем веку. Но в такую переделку попал впервые. Предрассветное небо осветилось пожаром искр, спустя долю секунды громыхнул чудовищный взрыв.