Андрей Ерпылев - Один в поле

— Можете молчать, лейтенант Гаал, — продолжала сестра — А можете проклинать меня последними словами, жаловаться на судьбу… Закономерная эволюция: бунтовщик, каторжник, вражеский шпион… Да тебя в учебники можно вписывать, как пример врага! Да не скрипи, не скрипи зубами — нам все о тебе известно.

— Откуда? — разлепил Рой пересохшие губы.

— Из разных источников… Но валять дурака не советую, агент, доказательства твоего шпионажа против Республики самые весомые. Каменные. Железобетонные.

— Я ничего не скажу.

— И не нужно! За тебя уже давно рассказывает твой мозг, без утайки. Ты ведь знаешь про ментоскопирование?

«Так вот куда я попал! — с ужасом подумал Рой. — Да, это полный провал…»

— Хотя я сомневаюсь, — саркастически улыбнулась Дона, — что твои новые хозяева просветили тебя на этот счет. Тебя просто подставили, Рой. Подумать только: отправить бедолагу бороться с нами, Слугами Света, с такой экипировкой!

Женщина продемонстрировала брату знакомую ему книгу. В обложке зияло темное отверстие.

— Хотя в предусмотрительности тебе не откажешь. Я недооценила наших торопыг и не успела их остановить: если бы не этот томик — вряд ли мы с тобой сейчас разговаривали бы. Пуля из «герцога» в позвоночник — тот еще подарок. Ты военный, должен знать… Но ты как был, так и остался неисправимым романтиком. Подумать только: «Великие мореплаватели и путешественники прошлых веков». Где ты умудрился откопать этот раритет? Твой-то старый я давным-давно продала вместе с остальным барахлом, чтобы наскрести на дозу. И вообще: почему бы тебе, например, не прикрыть задницу портретом своей рыжей Эрраны? Я ожидала отыскать его хотя бы у сердца, но, увы… Мореплаватели оказались тебе дороже.

Сестрица откровенно издевалась над братом, отдавшим бы сейчас все за то, чтобы не слышать ее слов, чтобы пуля смогла пробить старую, добротно сделанную книгу и вонзиться в тело… А еще лучше, чтобы замки кандалов вдруг открылись…

«Ты мог бы причинить зло своей маленькой Доне? — язвительно шепнул кто-то, прячущийся под черепной коробкой. — Она ведь, несмотря на все, твоя сестра Твоя кровь. Плоть от плоти твоих родителей. Не ты ли с легкостью бросил ради нее самого близкого тебе человека, женщину, любящую тебя всей душой, носящую под сердцем твой плод? Твою жену перед богом и людьми».

— А знаешь, я даже умилилась, наблюдая за вами, голубками. Такая любовь, такая жертвенность… Надо будет подороже продать твои ментограммы телевизионщикам. Чуть-чуть подправить, озвучить соответственно, дать музычку в тему… Готовый сериал для слезливых домохозяек! «Солдат и императрица»! Это станет самым гвоздем сезона!

— Заткнись! — процедил через стиснутые зубы Рой.

— Умолкаю покорно, — сделала шутливый реверанс сестра: только сейчас он обратил внимание, что она облачена уже не в платье, а в ненавистный белый комбинезон «просветленных». — Да и делом пора заняться. Жаль, что пришлось перемотать большую часть твоих постельных похождений в ускоренном режиме, но я все это пересмотрю потом, в спокойной обстановке. Зато батальные сцены — просто обалденные! Особенно — на море. Ты просто герой, братишка! Жаль, что я не слишком уважаю боевички… Но пора к станку: там, наверное, подошла очередь твоего побега. Ох, и доставил же ты хлопот лагерному начальству! Столько голов полетело…

Рой вспомнил, что воспоминания считываются в обратном порядке — от более свежих, к более старым, а значит, эта стерва видела все их с Эной отношения до последней мелочи. Он даже застонал от стыда и тоски.

— Ну, что же у тебя тут еще есть интересненького? — ворковала Дона, подкручивая верньеры на пульте. — Ого! Сколько военного металлолома пропадает без толку в устье Змеи. То-то обрадуются хозяйственники…

Со своего места Рой не мог видеть того, что воспроизводилось на экране ментоскопа, только голубые и зеленые отсветы, играющие на лице сестры. Нет, не сестры: та маленькая Дона, которую он любил, умерла даже не в пронизанном чужим излучением Городе Познания, превратившись в машину, подвластную только Идее, вбитой ей в голову извне, и чуждую чувствам и сомнениям.

Она умерла уже тогда, когда впервые попробовала наркотики. Сначала — подаренную на улице добрым дяденькой безобидную конфетку, от которой серый привычный город вдруг расцветился яркими необычными красками, а на душе стало легко и весело. Потом — «энергетический напиток» в яркой баночке, стоивший ровно столько, сколько мама давала с собой на завтрак. И продавался он прямо рядом с гимназией, в пестром киоске, где покупал сигареты и пиво школьный охранник, добрый дядя Колу. Осушив баночку, хотелось прыгать и скакать до самого вечера, танцевать до упаду… Там, на танцах, веселый славный паренек угостил пилюлькой, от которой прилив сил был еще больше, и не хотелось, чтобы он уходил… Но за новые «веселые таблетки» уже нужно было платить. Сначала — собой, а потом, когда паренек пресытился, — деньгами. И школьных завтраков уже не хватало. Но парень был общителен и как-то привел с собой друга, который, уйдя поутру, оставил на тумбочке несколько мятых купюр, тут же превратившихся в вожделенные пилюли. Нет, тогда пилюль уже не хватало — их заменил маленький шприц, который можно было купить в любой аптеке за смешные деньги. Ведь эти острые яркие штучки, сами похожие на забавные игрушки, так нужны больным людям — грешно просить за них дорого. Разве виноват аптекарь, что больные эти — сплошь молодые люди с бледными испитыми лицами и дрожащими руками? Но тогда Доне, вернее, молодой женщине, как две капли воды похожей на Дону, было уже все равно, ведь Дона умерла…

Рой думал об этом, и душа у него рвалась на части: подумать только — он мог всему этому помешать, не дать погибнуть своей сестренке, не дать ей стать равнодушной куколкой, из которой неожиданно вылупилась не прекрасная бабочка, а страшный монстр. Ему всего-то надо было пожертвовать какими-то своими делами, тогда казавшимися важными и необходимыми, а сейчас — даже не помнившимися в подробностях, отказаться от веселых посиделок с друзьями и романов с легкодоступными девицами, не стараться заработать все деньги на свете, задерживаясь допоздна на работе… Если бы тогда его забота о младшей сестренке простиралась дальше ее поисков по душным подвалам и дешевым мотелям, приведения в более-менее приличное состояние и доставки домой, под крылышко заботливой маме и вечно пьяному отцу… Это он виноват, он и никто другой. Не улица, школа и государство — их доля в смерти маленькой Доны и рождении монстра по имени Дона неоспорима, но не так велика. Не мать, для которой счастье заключалось в том, чтобы доченька была сыта, одета, не гуляла допоздна и не грубила. И даже не отец, махнувший на все рукой и топящий остаток жизни в спиртном. Виноват был он, старший брат, способный защитить сестру, вытащить ее из болота, засасывающего все глубже и глубже, но не защитивший и не вытащивший… Он виноват и должен ответить за свою вину.