Василий Головачёв - Атлантарктида

Лобанов догнал Вербова, понизил голос:

— Майор, неужели всё то, о чём ты так красноречиво молчишь, правда?

— Преследователям кранты, — выдохнул Денис. — Дрёмов остался сам.

— Зачем?

— Направит всю эту махину в какое-то другое время… и нас спасёт.

— Каким образом?

— Увидишь.

Перегородки в трубе оказались открытыми, автоматика комплекса почему-то не стала ими заниматься. Мелькнула мысль, что люки мог открыть Дрёмов, и пропала.

Добрались до тамбура с «лежащими в обнимку» батиплавами — российским и американским. Пленники остановились кучкой, опасливо поглядывая на Ингу.

— Что дальше? — спросил задохнувшийся от бега Лобанов; ему было хуже всех, так как к сломанному ребру добавилось ранение в голову (Вербов только сейчас заметил струйку крови, стекающую капитану с виска на щеку), но Максим терпел.

— Сюда, — указал Вербов на выступ в потолке тамбура.

— Что это?

— Колонна… по словам Виктора Степановича — спасательный модуль, строители Купола предусмотрели для своих.

— Шутишь?

В глубине тоннеля, по которому они спустились к тамбуру, зародился неясный шум.

— Открывай! — взмолился Вербов, всем сердцем желая, чтобы Дрёмов, которому он поверил, не подвёл группу.

Лязгнуло!

Выступ вдруг раздвинулся тремя лепестками, образуя звёздчатое отверстие: похоже, все люки Буфера открывались одинаково. В полу под выступом с таким же лязгом вылез ступенчатый бугор, поднимаясь вверх на два метра.

— Всё предусмотрено, — с облегчением пробормотал Вербов, взбегая по ступенькам на бугор, а оттуда пролезая в дыру люка. — Я проверю.

В тесной каморке за люком вспыхнул неяркий синеватый свет.

Вербов выпрямился, разглядывая рёбра и знакомые чешуи на стенах, влез в трубу, внутри которой тоже вспыхнул свет, увидел ряды изогнутых пластин, напоминающих черпаки, оценил объём помещения и спрыгнул обратно в тамбур.

— Попробуем уместиться.

— Капитан, вы идёте первыми, — скомандовала Инга. — Примете этих уродов.

— Есть, — направился к ступенчатой пирамидке Лобанов.

Экипаж «Краба» скрылся в люке.

— Лезьте, — повёл стволом автомата Вербов.

Американцы полезли в люк.

Шум в тоннеле усилился, в тамбур выплеснулось облако «снежных хлопьев», пронизанное искрами и молниями.

Вербов подхватил девушку и буквально впихнул в начавшуюся закрываться звезду люка. Чудом пролез сам, поранив руки об острые края звездообразных лепестков.

Люк закрылся.

Помещение со всем его содержимым содрогнулось.

Девушка упала на рёбра люка, на неё свалился Вербов.

— Денис?! — прилетел сверху крик Лобанова. — Инга?!

— Прости, — с трудом выговорил Вербов, пытаясь сползти со спутницы. Навалившаяся на спину тяжесть помешала это сделать, показалось, что на него упали все, кто влез до него в Колонну, но это оказался один Лобанов.

— Чёрт! Не удержался… вы успели… а я подумал…

— Поднимайся!

— Пытаюсь…

— Я потерплю, — выговорила Вершинина, дыша в ухо Вербову.

— Он слезет, и я встану…

— Поднимаюсь, поднимаюсь, — проворчал Лобанов. — Везёт же разведке…

Загудело со всех сторон. На спину Вербова упала ещё большая тяжесть. Он охнул, напрягся.

— Макс!

— Это не я… похоже, мы взлетаем…

Действительно, впечатление было такое, будто они попали в кабину стартующей ракеты.

Впрочем, именно это и случилось, хотя знать это наверняка они не могли.

Навалившаяся на тела сила стала невыносимой.

Вербов, напрягаясь так, что у него едва не лопнули жилы на руках и ногах, приподнялся, и девушка повернулась на бок. Он упал рядом, продолжая держать на себе ругавшегося шёпотом Лобанова. Успел прошептать на ухо Инге:

— Держись, любимая…

Сознание померкло…

Погода стояла великолепная: ветер, несущий позёмку, стих, солнце сияло вовсю, снежные поля и торосы вокруг сверкали словно покрытые алмазной пылью, температура воздуха повысилась до минус семнадцати градусов, — и работа спорилась.

Десантники расчистили взлётно-посадочную полосу от снега, отправили самолёт обратно на «большую землю», помогли полярникам с расчисткой дорожек посёлка и с энтузиазмом принялись обустраиваться сами.

Пименов заскочил в шахтный домик, где его бригада вместе с бойцами готовила к спуску в озеро новый подводный модуль, потом вернулся к себе в штабной домик, собираясь связаться с Москвой. И в этот момент снизу — из глубин ледяной толщи, накрывшей озеро Восток, раздался тяжкий всхлип, будто некий исполин в озере проснулся и набрал в грудь воздуха.

Вслед за этим странным всхлипом прилетел низкий гул и неистовый треск, поколебавший штабной домик так, что он заплясал на опорах.

Снаружи послышались крики.

Пименов, а вслед за ним пилот «Глазастика» и замначальника станции выскочили из домика в одних свитерах.

Всё достаточно гладкое поле посёлка пересекала трещина!

Но не это привлекло внимание Михаила Павловича. На горизонте, в полутора десятках километров от станции, вставал в небо, расширяясь, белый искрящийся фонтан! Внутри него просверкнула молния, превращаясь в красную иглу, замершую в воздухе на несколько мгновений.

— Твою курносую! — сипло изумился Васюченко.

Аксёнов не удержался на ногах, скатился по ступенькам лесенки.

— Чтоб тебя!

Пименов помог ему встать.

Красная игла пошла в небо, обвитая яркими спиральками голубых молний, но потом начала заваливаться назад и снижаться. Пролетев несколько километров по направлению к посёлку, она вонзилась в торосы, поднимая снежный вихрь.

Гул стих, далёкий фонтан опал, природа успокоилась.

Пименов очнулся.

— Семеныч, снегоход!

Васюченко, забыв, что он раздет, кинулся к стоянке автотранспорта станции, вмещающей с десяток снегоходов разных типов.

— Что это, Палыч?! — ошеломлённо проговорил Аксёнов, выдыхая клубы пара. — Ракета, что ли?!

— Сейчас узнаем, — процедил сквозь зубы Пименов. — Но не ракета.

— А что?!

— Ракеты с неба падают, а эта из-подо льда вырвалась.

К Пименову подбежал Кирилл Григорьевич.

— Видели, Михаил Павлович?!

— Ещё бы… лёд потрескался!

— Уж не связано ли это с нашими парнями в озере?

— Ох, не гадайте, полковник! — Пименов вернулся в модуль, накинул парку и выскочил обратно.

Через трещины перескочил вездеход, за рулём которого сидел Васюченко, и полярники помчались к опадающей туче снежной пыли.