Эдвин Табб - Технос

— Можете пройти, — обратился инспектор к Эрлу. — Я отметил ваши въездные документы. Вы обязаны отметиться на таможне через семь дней.

Он взглянул на Квендиса:

— Вы ответственны за его пребывание в городе.

Офицер развернулся и направился в свое рабочее помещение. Квендис проводил его глазами, затем посмотрел на Эрла:

— У меня здесь летающий кар. Если вы не против, мы отправимся сейчас же и скоро будем у меня.

Кар был небольшим и предназначался для деловых поездок. Размеры его были приблизительно шесть на двадцать футов; высота борта — около трех. На одной стороне располагалась кабина, защищавшая от непогоды приборы и руль управления. Остальной площади вполне хватало, чтобы достаточно комфортно разместить трех пассажиров. Квендис возобновил разговор, только когда быстрый полет, сопровождавшийся порывами ветра и перестуком приборов, сменился мягким планированием над полями, простиравшимися, казалось, до самого горизонта.

— Как ваше имя?

Дюмарест ответил и, немного помолчав, продолжил:

— Ваш брат умер на Кловисе. Должен ли я сообщить вам правдивые факты его смерти, или мне продолжать лгать?

— Мне нужна правда.

И Квендис услышал рассказ о трудных последних часах, которые Эрл провел с его младшим братом. Его лицо оставалось спокойным, лишь руки чуть крепче, чем следовало, сжимали рычаги управления.

— Печальный конец, — подытожил он, когда Эрл окончил свой рассказ. — Вам, пожалуй, придется смягчить некоторые подробности этой истории, когда вы будете рассказывать ее моей жене. Она слишком любила Карла.

Он немного помолчал и добавил:

— А теперь можете передать мне послание. То, что просил Карл.

— Он очень хотел, чтобы вы услышали следующее: по-прежнему нет ответов относительно Шема, Делфа и Кловиса. Для меня это лишь набор слов, не имеющий смысла.

— И тем не менее, вы лгали инспектору на таможне, — скороговоркой произнес Квендис, — почему?

— У меня были на то свои причины, — ответил Эрл. Он слишком отчетливо видел на таможне высокие стены, окружавшие взлетное поле, все ближайшие окрестности, буквально наводненные вооруженной охраной, которая пристально всматривалась и вслушивалась в слова каждого прибывшего. И еще он прекрасно чувствовал страх, опасения собеседника, что он скажет что-то лишнее, что повлечет за собой необратимые тяжелые последствия. Поэтому ему показалось правильнее солгать в той обстановке слежки и напряженности, поскольку переданное через него послание могло нести двойной смысл, а Эрлу не хотелось оказаться вовлеченным в местную политическую борьбу.

Эрл откинулся на сиденье, чуть прикрыв глаза, вспоминая офицера на Кловисе, его вопросы, его компьютер, информацию, которая могла быть заложена в нем и передана по назначению. Офицер был излишне дотошным, задавал подробные вопросы и все, что узнавал, мог передать с помощью компьютера. Дюмареста не покидало необъяснимое чувство, что он, помимо своей воли, оказался вовлечен в какую-то сложную, затяжную игру-борьбу и что так просто выйти из этого дела ему не удастся. Эрл шевельнулся; луч заходящего солнца заиграл на кровавом камне перстня, который он носил на среднем пальце левой руки.

Квендис медленно произнес:

— Вам пришлось проделать столь дальний путь, чтобы передать мне послание Карла. Я очень вам обязан. Скажите, могу ли я чем-нибудь отплатить вам за ваши хлопоты и услугу?

— Вы можете помочь мне найти одного человека; он коллекционер старины и его имя — Делмайер. Вы не можете сказать, где он живет?

— Это просто, — ответил Квендис. — Но вряд ли вам понравится то, что вы там увидите…

Дюмарест смотрел с борта кара на лежащие внизу земли, покрытые странными желтыми растениями, обширные виноградники с лозами, сплетенными в каком-то сумасшедшем беспорядке; огороды, тянувшиеся разноцветным ковром к северу, перемежались с цветущими и плодоносящими фруктовыми садами — все чередовалось и перемежалось, не подчиняясь какой-либо гармонии или порядку.

— Вы не поверите, Эрл, но когда-то здесь были ухоженные сады и уютная ферма.

— Делмайера?

— Вы можете теперь получить заочное представление о его усадьбе. — Квендис поднял руку. — Вон там, на пригорке, видите?

Дюмарест посмотрел, куда показывал гроуэр; среди буйных виноградных лоз, усыпанных яркими алыми цветами, горящими в лучах заходящего солнца, почти не было видно небольшого строения, оно буквально тонуло в окружающих его кострах цветов и лоз.

— Это было чудесное место, — произнес Квендис с сожалением. — В него был вложен труд многих и многих поколений. Я часто бывал здесь раньше. Делмайер был очень гостеприимным хозяином; он любил и умел принимать гостей. Есть что вспомнить. Разные прекрасные вина, блюда из мяса и рыбы, приготовленные рукой настоящего мастера, свежие фрукты и десятки видов овощей. Мы сидели ночи напролет; он всегда собирал интересные компании и знал, чем удивить и порадовать гостей!

Он, помолчав, вздохнул:

— Но сейчас ничего этого уже нет.

— И давно?

— Уже три года, с тех пор, как буйные, неуправляемые мутационные изменения, вызванные какой-то инфекцией, принесенной с дождем, поразили его угодья.

— А что Делмайер?

— Он покончил с собой, когда стало ясно, что земли нельзя вернуть к жизни. Он пытался; мы делали все, чтобы оживить ее; но ничто не дает нужного эффекта, если подобный сорняк укореняется в почве.

Голос Квендиса звучал глухо и устало.

— Делмайер был хорошим человеком. У него было около тысячи работников на фермах, и он нанимал рабочих с разоренных северных ферм; благодаря ему они могли жить. Поэтому он смог только умереть, когда понял, что земли для жизни больше нет, а они все пришли к нему с пустыми протянутыми руками…

Эрл ступил на склон у бывшей усадьбы, где Квендис посадил кар. Склон был покрыт той же буйной растительностью яркого, ядовитого оттенка, что и все вокруг. Он наклонился, рассматривая могучих уродов, захвативших землю. Это были очень сильные и живучие особи; Эрл видел тонкий верхний отросток, который тянулся от второго, толщиной в палец, а тот, в свою очередь, гнездился на основном стебле толщиной в руку. Растение было упругим, крепким и скользким, все покрыто колючками, шипами и буграми. Густой сок вытек из стебля, сломанного Эрлом. Капля попала ему на ладонь, и он быстро стер ее, почувствовав ожог кислотой. От сока растений исходил отвратительный, удушливый запах, быстро распространявшийся в воздухе.

— Мы не смогли справиться с этой нечистью, — сказал Квендис, когда Эрл выпрямился. — Трехлетние растения достигают толщины человеческого тела; скорость их роста и способность к регенерации просто феноменальны! Они начинают давать семена через год, не считая зимы; эти семена вбуравливаются в почву, заражают воздух и отравляют все. Их нельзя вырубить, потому что кислота жжет кожу; их нельзя сжечь, потому что, сгорая, они выбрасывают в воздух ядовитые продукты горения, которые попадают в легкие человека и вызывают спазмы и остановку дыхания. Их можно только выпалывать вместе с корнями, потому что любой оставшийся в земле кусок снова порождает растение. Эти сорняки, — объяснил он, — результат какой-то неизвестной мутации. И обычные, культивированные растения не выживают в борьбе с ними.