Петер Фехервари - Каста огня

Да, конечно, я прочитал книжечку. Всё-таки мы должны знать своего врага. Кроме того, там могли найтись какие-то намеки на личность самого Прихода Зимы, но в итоге памфлет оказался напыщенным восхвалением так называемого «Высшего Блага», богохульной философии, которая связывает империю синекожих воедино. В каждой строчке мелькала угроза, настолько вежливая, что казалась оправданием злого умысла: «Присоединяйся к нам, или…»

Император прокляни их! Предатели думали, что со мной покончено, но я здесь не один. Троица призраков со мной, и вместе мы выдержим всё — такая сила скрыта в ненависти. Но, разумеется, ты уже это знаешь, ведь мы с тобой одной породы, не так ли? Вот поэтому я продолжаю писать, никчемной уцелевшей рукой. Чтобы ты понял. Чтобы ты был готов. Но сначала нам нужно выбраться из Трясины…

Ниманд протестующе машет обрубками рук, разбрызгивая эктоплазму, и твердит мне, что нас скоро найдут, но порой кажется, что мы всегда были в этом чистилище, а всё остальное — не более чем сон. Бирс всегда наказывал меня за то, что я слишком много думаю, но здесь больше нечем заняться. Кроме того, этот недостаток спрятан глубоко в крови, он — ещё одна тень арканского происхождения, которую не смогла изгнать Схола Прогениум.

Знаешь, последнее время я постоянно думаю о Провидении, давным-давно покинутом доме. О промерзших ущельях Севера и раскаленной преисподней Пустошей, беломраморной колоннаде Капитолийского бастиона и богатых особняках с остроконечными крышами в Старой Ефсимании. О первопроходцах и патрициях, об инженерах и дикарях, о всех кланах, картелях и племенах, вечно вцепляющихся друг другу в глотки, но навеки остающихся арканцами. Они поздно пришли к свету Императора, и прошло это отнюдь не гладко.

Порой я спрашиваю себя, что же со всеми ними стало…

После серьезнейшего происшествия во время варп-перехода транспортник ковылял на минимальной мощности, сберегая силы и решимость для обратного пути. Перелет на Федру едва не закончился катастрофой, и последствия оказались адски тяжелыми. Пока техножрецы отчаянно трудились, пытаясь облегчить страдания корабля, а капитан грубой силой приводил экипаж в порядок — в одном случае смертельно перестаравшись — пассажиров на жилой палубе «Q» оставили в неведении. Флотские держали Имперскую Гвардию за стадо скота с пушками.

Когда кризис миновал, какой-то младший лейтенант спустился с мостика, чтобы кратко изложить суть дела полковым офицерам. Покровительственным тоном он рассказывал о перебоях в энергоснабжении и колебаниях поля Геллера. Бессмысленные слова, в которых ничего не было от ужаса, поглотившего одиннадцать человек в спальной каюте № 31, когда варп просочился в корабль. Полковник Катлер сломал флотскому нос и отправил всхлипывающего парня обратно на мостик. После этого гвардейцам ничего не рассказывали.

Подбив итоги, майор Элиас Уайт вынужденно признал, что их первая кампания вдали от дома началась скверно. Да, 19-й полк Арканских Конфедератов забрался далеко от Провидения, но им предстояло проделать куда более долгий путь в собственных головах, прежде чем новая жизнь обретет какой-то смысл. Уайт, перешагнувший семидесятилетний рубеж, сомневался, что дойдет с полком до конца этой дороги. Конечно, формально майор оставался заместителем Катлера, но знал, что многие офицеры видят в нем пережиток прошлого, а после кошмара в каюте № 31 начал подозревать, что они правы. Видит Император, Элиас устал от всего этого…

Пробираясь через сумрачный лабиринт палубы «Q» с фонарем в руках, который отбрасывал странные тени поперек дороги, Уайт не мог избавиться от ощущения, что стены — всего лишь тонкие линии между жизнью и бездной. Путь майора лежал вдоль корпуса транспортника, где защитная мембрана казалась натянутой и непрочной, готовой разорваться в любой момент. Разум говорил, что это не так, но кровь утверждала иное, и Элиас был уверен, что все мужчины и женщины в полку чувствуют то же самое. Арканцы просто не подходили для глубокого космоса.

«Ну, много про кого так можно сказать, — пожурил себя Уайт, — но большинство учится с этим жить. Нам просто нужно перенять навыки у других, мы ведь теперь настоящие гвардейцы, и космос — часть работы».

Империум людей был колоссом, измученным проблемами, и на долю гвардейца выпадали постоянные перелеты вдоль и поперек Галактики по зову долга. Кроме того, немногим имперским силам везло, как арканским полкам, которые очень долго воевали только на родной земле.

«Но было ли это везением?» — задумался майор.

Давным-давно кто-то очень мудрый и очень мрачный заметил, что гражданские войны — худшие из всех. После волны безумия, прокатившейся по Провидению, когда округ воевал с округом и брат шел на брата, Уайт не мог спорить с таким утверждением. Повстанцы называли это борьбой за «Независимость», славный старый Союз Семи звезд, возрожденный к новой, более яркой и лучшей жизни. О, как безоглядно дураки присоединялись к их «Маршу свободы» — жнецы, подневольные батраки, селяне и мелкие дворянчики, даже некоторые дикие племена. Все собрались вместе, чтобы сбросить ярмо тирании Империума.

Одиннадцать лет крови и предательств!

Внезапно Элиас понял, что тяжело дышит, а на глаза наворачиваются слезы. Сильнее всего майора мучила абсолютная бессмысленность войны: на что вообще надеялись сепаратисты? Даже если бы они победили — а у Ефсиманских Водопадов всё чертовски близко подошло к этому, — что тогда? Как одна планета смогла бы выстоять против безжалостного межзвездного великана? К счастью, до этого так и не дошло. Цена победы оказалась высокой, но верные арканцы навели порядок у себя дома до того, как ярость Империума обрушилась на Провидение.

— И вот теперь мы здесь, за миллиард лиг от дома, явились проделать то же самое с какими-то другими несчастными придурками, — сказал Уайт темноте, — проклятыми императором[2] повстанцами.

Победившие лоялисты не смогли насладиться отдыхом. После полного окончания гражданской войны, выжившие арканские полки прошли через лотерею распределений по всей Галактике и оказались разбросаны в космосе по прихоти чьей-то далекой, непостижимой стратегии. На долю конфедератов 19-го выпал захолустный субсектор Восточной Окраины Империума и мир под названием Федра.

«Ну, на то воля Императора», — устало подумал Элиас.

Сообразив, что остановился, майор сплюнул и снова зашагал вперед. Вообще-то он не был склонен к самоанализу — в молодости Уайт много путешествовал, исследовал высокие сьерры и горные долины промерзшего Севера, бывал звероловом и золотоискателем, но всегда вел честную игру с тамошними племенами. Это был непостоянный народ, не особо склонный доверять незнакомцам (по правде говоря, более склонный потрошить незнакомцев), но Элиас завоевал их доверие. Фокус заключался в том, что майор всегда любил людей, и тридцать лет в Гвардии не изменили этого. Да, он постарел, кожа на лице стала грубой и красновато-коричневой, но мышцы Уайта были в порядке, и саблей арканец по-прежнему владел на уровне лучших в полку. Проклятье, сбросить бы только эту подавленность, присосалась, как пиявка…