Дмитрий Абеляшев - Пастырь Вселенной

– Это мы, кошки.

Девица радостно засмеялась и сделала шаг вперед. Володя решил, что не пустит ее и на порог. Он думал только, пускать ли ему академика. Владимир придержал проститутку за плечо и сказал:

– Сними с шеи галстук.

– Что? – с незнакомым акцентом, мило улыбаясь, переспросила девушка.

– Вот что, – откликнулся Володя, взявшись за болтавшийся край галстука.

– Да-да, уже? – звонким ручейком отозвалась девушка и сняла галстук с шеи с таким изяществом, будто он был последней ее одеждой во время стриптиза.

“А она недурна”, – подумал Владимир и спросил:

– Между вами что-нибудь было?

– Да, и два раза, – девушка показала, видимо, не вполне уверенная в произношении, Володе два пальчика с длинными ноготками, покрашенными черным лаком.

– Он тебе заплатил?

– Да, вполне.

– Тогда зачем ты хочешь войти? – спросил Володя. – Спасибо, что привела, а теперь – до свидания...

– Дело в том, – с ласковой улыбкой сказала девушка – что меня зовут Ли. Я из Китая, и Петенька сказал, что ты – ты ведь Володя – тоже очень нуждаешься в моей помощи.

– Он ошибся, – сухо, но вежливо сказал Владимир, – спокойной ночи.

– До свидания, – тихо сказала Ли и, отклеившись от ноги академика, тихонько ушла, незаметно, как тень.

Владимир завел Бадмаева в номер, как какую-нибудь козу, и уложил его, как он был – одетым и в ботинках, на кровать. Как ни странно, Владимиру стало легче теперь, когда он увидел, как академик боролся со стрессом. На самом деле он переживал именно за него – а ему-то что? Премия-то уплыла от Бадмаева.

На другое утро Володя, проснувшись, обнаружил академика чисто и опрятно одетым и наодеколоненным. Разумеется, без банта на лысеющей голове. И лишь легкий запах перегара, отчетливая зелень лица да характерно уставший взгляд говорили о том, что чудовищная сцена в дверях не являлась плодом воспаленного воображения Владимира. Бадмаев, увидев, что Володя проснулся, торопливо начал разговор, будто опасаясь, что его ассистент помянет события минувшей ночи.

– Только что мне звонил полковник спецназа Юрий Зубцов, – сказал он. – Дела обстоят даже серьезнее, чем мы с тобой думали. 8 человек погибло в Белгородской области от сквирлов, 5 из них – прошлой ночью. Теперь мы с тобой засекречены и в обозримом будущем будем работать на Министерство обороны консультантами. Оклад в три раза выше, чем в Москве.

– Он что, даже не спросил нашего согласия? – поинтересовался Владимир, которому уже начинало надоедать, что Бадмаев вот так, между делом, ставит его перед тем или иным свершившимся уже фактом.

– Разумеется, спросил, – негромко, сморщившись от закономерной головной боли, откликнулся академик. – Конечно же, я согласился, от нас обоих...

– Да, а как же Роман Максимович и его бумага? – спросил Володя, которому стало внезапно жаль несчастного толстяка.

– А никак, – пожал плечами академик. – Нас с тобой засекретили, так что теперь – никаких Пересядько. Вот так.

Спустя месяц сообщения о нашествии сквирлов и жертвах среди мирного населения и противостоящих инопланетным тварям военных уверенно заняли первое место в выпусках новостей по всем каналам мира. Владимир научился сносно стрелять из автомата Калашникова и метать ручную гранату. Академик Бадмаев же близко сошелся с Юрием Зубцовым, завербовавшим их полковником, и только и занимался тем, что изучал убитых и отловленных в ямы-ловушки сквирлов и изобретал разнообразные каверзы, при помощи которых этих тварей можно было остановить. Именно он придумал “маяк Бадмаева”, – собственно, это ясно уже из названия приспособления, – который, генерируя звук определенной частоты, теперь отпугивал тварей от места дислокации бойцов отрядов по борьбе с космической саранчой, как окрестили сквирлов журналисты. Такие же маячки были установлены возле стратегически важных объектов, попавших в зону поражения. Это было одним из пусть маленьких, но прорывов в борьбе с невесть откуда свалившейся на землян бедою. К сожалению, плохого было много больше. Прежде всего сквирлы по мере своего питания росли непрерывно, и самые крупные из них уже достигали размеров доброго коня. Во-вторых, по мере роста этих страшилищ броня их также становилась прочнее и толще, и если раньше ее спокойно пробивала автоматная очередь с расстояния 30-40 метров, то теперь для нанесения критических повреждений к твари следовало приблизиться почти вплотную. А еще сквирлы, ранее предпочитавшие держаться кучно, обширными колониями, тщательно отснятыми со спутников всех космических держав, после нескольких бомбовых ударов разбились на группы по 10-15 особей, которые было куда как сложнее обнаружить и уничтожить. Похоже, они еще и умнели по мере взросления: бомбежки скоплений сквирлов проводились в США, а рассредоточение тварей на мелкие группы произошло по всему Северному полушарию, везде, где только было зафиксировано появление космической саранчи.

Следовательно, они умели каким-то образом общаться друг с другом, обмениваясь информацией. И именно Бадмаев установил, изучая зачаточные крылья у некоторых подстреленных особей, что существует крылатая форма сквирла – они у них то ли разведчики, то ли координаторы, кто их знает. В целом дела обстояли очень серьезно; государства, на которые обрушился удар – а это почти все страны Европы, Канада, США и половина Азии, – оперативно обменивались информацией и приемами борьбы с космической саранчой – ведь теперь у человечества впервые был действительно настоящий, осязаемый – не какой-нибудь там микроб – общий противник. Белгородская область оказалась очагом заразы в России, откуда сквирлы просачивались, небольшими группами, в прилегающие районы. Над самим же Белгородом явственно нависла угроза эвакуации. Последние сообщения выглядели совсем уже противоестественно и фантастично – похоже, у сквирлов проявилась какая-то мутация: некоторые особи стали способны с разбега пробить массивной головой стену кирпичного дома! Затем таранный сквирл уходил, и его место занимали обыкновенные сквирлы, выгрызавшие из вскрытых квартир людей.

Стояла поздняя тихая октябрьская ночь. Академик задумчиво читал статью в белгородской газете, громко озаглавленную “Таранный сквирл – ужас больших городов”, где все это было подробно – другой вопрос – правдиво ли – расписано. Внезапно академик услышал, что маяк, охранявший своим воем деревню, в которой был расквартирован отряд, затих. Собственно, вой был добавлен к ультразвуку, который и являлся защитой от саранчи с целью оповещения людей о том, что все в порядке и устройство работает без сбоев. Эта деталь конструкции спасла не одну человеческую жизнь – первая партия маячков делалась впопыхах, на скорую руку и очень часто ломалась. Проснувшиеся же от зловещей тишины люди немедленно звонили в штаб МЧС, и неисправность ликвидировали в срочном порядке. Однако возле казарм возглавляемого Зубцовым отряда, в которые была превращена эвакуированная деревня, была установлена вторая и на настоящий день последняя модификация маяка Бадмаева. Что могло заставить замолчать ее, было весьма неприятной загадкой. Обычно маяк устанавливали на голой земле или закрепляли на каком-либо доме или дереве; тут же, в связи с важностью охраняемого объекта, вокруг него была вырыта и закамуфлирована ловчая яма, так, для перестраховки. И вот этот-то маяк замолчал. Бадмаев растолкал Владимира, и оба с удовлетворением услышали вой другой сирены – сигнала тревоги. Стало быть, часовые заметили, что маяк замолчал, и решили дать общую тревогу. Правильно – с чем бы ни была связана поломка, надо до ее устранения провести ночь во всеоружии. Владимир, уже привыкший к особенностям полувоенного времени, впрыгнул в штаны и напялил пиджак. И вот тут-то до ученых донеслись отчетливые звуки автоматной пальбы. Академику, как наиболее ценному в отряде, запрещалось участие в боевых действиях, и при первых же признаках непосредственной угрозы в его обязанности входило укрыться в погребе. Владимир же подобной ценности не представлял, а потому, схватив автомат и гранату, ринулся туда, откуда доносились выстрелы. С бешено бьющимся сердцем завернул он за угол дома и увидел страшное зрелище, из тех, что память с фотографической точностью запечатлевает на всю жизнь. Боец отряда – кто именно, Володя тогда не знал – стоял в одной рубашке и трусах – прочее одеть не успел – и палил сразу из двух автоматов, так что трассирующие пули обезумевшими светлячками летели в черноту напротив. И все бы хорошо, да вот головы у этого бойца не было, а из шеи бил небольшой кровавый гейзер. Ночи в этом октябре стояли холодные – от силы три градуса по Цельсию, – и над пульсирующим фонтанчиком поднимался пар, хорошо заметный под белесым светом фонаря.