Александр Шакилов - Осторожно! Мины!

Старый Сокол покрепче сжал лямку бурдюка, сшитого из лосиной кожи, и шагнул в междутропье. Вроде жив еще? И руки-ноги целы? Ну так отлично! Хорошая примета, если первый шаг без последствий. Значит, есть у воина шанс вернуться на тропу.

Медленно, шаг за шагом, двинулся вперед, втыкая в землю перед собой щуп. Авось диск или цилиндр, фаршированный тротилом, удастся обнаружить раньше, чем тот оторвет Стасу ногу. Он внимательно разглядывал почву впереди и только потом опускал мокасин. Также высматривал медную проволоку. И потому сразу заметил, что трава примята. Кто-то здесь недавно проходил.

И тут вдруг — взрыв!

Пороховой заряд хлопнул.

Сокол от испуга аж присел, прикрыв ладонями уши. Рядом что-то упало. Зеленое, приплюснутое. Да это же противопехотная фугаска «Рейнджер»! Ну и как он умудрился проморгать контейнер-модуль? Ведь где-то рядом вырос и дозрел!

Спелый контейнер оснащен системой поочередного отстрела мин из кассет. Кассет тех восемнадцать штук. В каждой семьдесят два клубня. Хлоп, хлоп, шелест примятой травы, хлоп. Скоро вокруг все будет заражено, впору вывешивать табличку «Осторожно! Мины!» Вот-вот мины переведутся в боевое положение. Наступив на нажимную крышку «Рейнджер», вы, возможно, выживете, но стопу вам оторвет — десять граммов гексогена все-таки.

Выбравшись из зараженной зоны, Стас обязательно вернулся бы вскоре, и не один да прихватив УР-83П,[15] тяжеленную, как голова наутро после Праздника Урожая. Направляющая стойка, детонирующий кабель, парочка реактивных движков и тормозные канаты… Предки Лореса выращивали отличные установки разминирования, пусть будут обильны их угодья в лучшем из миров.

После кончины родителей Ресницы никто так и не сумел повторить их успех. Но запасы в доме така еще были. Жаль, лишь старейшины решали, стоит ли тратить «урку». Но ведь нельзя же допустить, чтобы такое отличное местечко стало непригодным для людей!

Надо выйти на тропу.

Но как?

До источника метров двадцать еще, и пить не расхотелось — аж кадык дернулся, как Стас представил, что холодную воду горстями черпает. Зря, что ли, мокасины бил? Что к тропе двигать, что к воде — один хрен опасно. А с полным бурдюком и помирать приятней.

Тут Сокол что-то услышал. Вроде как ткань рвали — будто сильные руки дернули сгоряча. И следы на траве были… То есть кто-то пришел к источнику и очень занят — ткань рвет. Зачем, а? Странно это все. А значит, есть еще один повод напиться.

Прощупывая землю длинным металлическим штырем, Стас неспешно двинул к зарослям сирени. И очень удивился, разглядев среди ветвей тонкую девичью талию, едва наметившуюся грудь и золотистую россыпь волос.

Да это же Лиза!

И Бешеный Коготь склонился над ней!

Тварь! Подлец, недостойный называться мужчиной!

Старый Сокол поднял щуп над головой и замахнулся, намереваясь воткнуть его в спину Беко. Огромный, широкоплечий, тот не замечал опасности — срывал одежду с перепуганной насмерть Лизы. Девушка сопротивлялась почему-то молча — онемела от ужаса? Бешеному Когтю надоела ее возня, лапищей он отвесил Лизе пощечину, голова ее дернулась, девушка обмякла — потеряла сознание.

— Отпусти ее, — прошептал Стас.

В горле першило, единственный глаз застила багровая пелена.

Бешеный Коготь замер, словно кирпич в стене. Его загорелая спина бугрилась мышцами и была исчеркана татуировками-амулетами. Крупная, похожая на кленовый лист родинка на пояснице вздулась вдвое больше обычного. Но дышал он ровно, спокойно. Не порыв страсти, но сосредоточенная деловитость. Бешеный Коготь медленно встал, развернулся к Стасу лицом.

И вот тут Сокол заметил, что Беко слегка не одет. Потертые кожаные штаны висели на ветвях сирени. Бряцнули бусы на шее, Коготь осклабился, заметив, что Стас невольно позавидовал размерам его возбужденной мужественности. Жужжала мошкара.

— Малыш, пойди погуляй, а? — Бешеный Коготь снисходительно зевнул, громко собрал во рту слюну и плюнул. Смачно так плюнул, умеючи.

— Отпусти ее! — Голос Стаса дрожал от ненависти к насильнику.

Попил, называется, водички…

— Малыш, не зли дядю. — От добродушного тона не осталось и следа: так рычит пес, когда из пасти его вырывают обглоданную кость.

Коготь — самый сильный из воинов така. Сразиться с ним — все равно что погибнуть. Сейчас решится судьба Стаса. Как дальше, что сейчас? Повернуться — мол, ничего не видел, ничего не слышал? Уйти, поджав хвост? Или сбегать за помощью домой? Все равно ведь сам не справится…

Последний вариант был самым привлекательным. Ведь очень просто убедить себя, что только так можно помочь Лизе и наказать Беко.

Пот стекал по лицу Старого Сокола.

Нет! Ни шагу назад!

Да и поздно отступать.

Кулаки Когтя — каждый с череп годовалого ребенка — массировали чисто выбритые виски. Была у него такая привычка — трогать виски. Это верный признак того, что Беко вот-вот пойдет вразнос. Он в одиночку сражался с полчищами врагов и побеждал. В смазанном жиром гребне его волос без числа орлиных перьев — каждое в честь убитого им воина. Пояс увешан скальпами.

Все, понеслась душа в чертоги духов: буркала Когтя выкатились, на губах вспенилась слюна. Он захрипел, как раненый бизон, и завыл, как койот в зимнюю стужу. Разбегайся кто куда, пока цел.

Стас шагнул вперед и без замаха ткнул в лицо Когтя щупом. Беко увернулся. Почти увернулся — острие щупа зацепило нос, порвало и, оставляя алый след, скользнуло к брови. Беко обиженно вскрикнул — мол, за что? Кулаки его прижались к ране. Не дожидаясь, пока он придет в себя, Стас сместился влево и плашмя врезал щупом в бритый висок. Колени Бешеного Когтя подогнулись, он рухнул лицом вперед.

Сокол вытер пот со лба, его трясло. Наклонился к поверженному воину и, проверив пульс, удовлетворенно хмыкнул. Беко ему никогда не нравился, но это еще не повод убивать соплеменника без суда и следствия. Старейшины вынесут Когтю приговор, а пока что Стас его свяжет, пусть полежит тут, отдохнет.

Сокол взглянул на Лизу и тут же отвел глаза — вид обнаженного девичьего тела смутил юношу. Талия, грудь, волосы — и кровь на разбитом лице, и желто-синие пятна на горле!

Поднимая легкое тельце, Стас пожалел, что не убил насильника сразу…

С Бешеным Когтем поступили справедливо. В тот же вечер его отпустили на все четыре стороны: иди куда хочешь. Но сначала Уголь Медведя выколол ему глаза. Раскаленной спицей проткнул — брызнула жидкость, запахло паленым. Бешеный Коготь закричал бы, но рот ему заткнули кляпом. Развязав руки, его вытолкали в междутропье.

Слепой, проклятый собственной семьей, Коготь обрел свободу. Свободу от законов така, свободу от границ тропы, слишком узких для его широких плеч.