Дэн Абнетт - Фон за дополнительную крону

Мой пульс участился. В воздухе ощущалось гнетущее присутствие чар варпа, и Ожесточающая завибрировала в своих ножнах. Пришло время задействовать мой план.

Я вернулся к киоску, но там уже не было ни Елизаветы, ни старика. Пригнувшись, я скользнул за входной полог. Еще один, внутренний занавес из черной ткани препятствовал проникновению внешнего света.

Я отпихнул его в сторону.

— Сейчас займусь и вами, сэр, — прокричал Бакунин. — Всего одну минутку.

— Я не клиент, — оглядываясь вокруг, произнес я.

Помещение было небольшим и залито зеленоватым свечением газокалильных сеток, получавших энергию, насколько можно было предположить, от источников питания трейлера. Елизавета сидела в противоположном конце комнатки на стуле с дощатой спинкой, а позади нее ниспадала занавесь кремового цвета. Перед Биквин стоял Бакунин, аккуратно подстраивающий гололитическую камеру — машину, облицованную латунью и тиком, установленную на деревянном треножнике. Старик с удивлением оглянулся на меня, в то время как его руки продолжали протирать вставленные в латунь линзы. Елизавета поднялась со своего стула.

— Грегор? — спросила она.

— Сэр, эта благочестивая леди собирается только сделать свой портрет. Все очень цивилизованно. — Бакунин посмотрел на меня, не понимая, что со мной делать. Затем он улыбнулся и протянул руку. — Меня зовут Бакунин. Я художник и гололитограф.

— А я — Эйзенхорн, имперский инквизитор.

— Ой, — сказал он и сделал шаг назад. — Я… я…

— Вам интересно, чем вы обязаны визиту служителя ордосов, — закончил за него я.

Сознание Бакунина было словно открытая книга. Мне сразу же стало понятно, что он не испытывает чувства вины ни за что, кроме банального ярмарочного надувательства. Но, чем бы он там ни занимался, Бакунин не был еретиком.

— Это вы на днях делали портрет лорда Фрогре во время праздника, проходившего на его землях? — произнес я, вспомнив об изображении, стоявшем на клавесине в замке.

— Да, я, — ответил он. — Его светлость были довольны. Я ничего не взял за работу. Это был подарок в благодарность за радушие его светлости. Впрочем, я еще подумал тогда, что, если его благородные друзья увидят мою работу, они могут пожелать сделать портрет и для себя, а я…

«Он не знает, — подумал я. — Он понятия не имеет, что происходит. Он пытается сейчас понять, чем для него обернется это расследование».

— Лорд Фрогре умер, — сказал я.

— Нет, это… это… — Он побледнел.

— Мастер Бакунин… известны ли вам другие случаи того, чтобы ваши клиенты погибали? Вскоре после того, как вы выполнили работу?

— Нет, сэр. Я уверен. Что вы подразумеваете, сэр?

— У меня есть список имен, — произнес я, отстегивая планшет. — Храните ли вы записи о проделанной работе?

— Я все сохраняю, все проявленные пластины, на случай, если понадобятся копии или восстановление. У меня остались полные каталоги всех сделанных снимков.

— Узнаете ли вы эти имена? — Я продемонстрировал ему планшет.

Руки у него затряслись, когда он проговорил:

— Я должен проверить их по каталогу.

Но мне было ясно, что некоторые из них он узнал сразу же.

— Предлагаю заняться этим вместе, — сказал я.

Елизавета проследовала за нами в трейлер. Внутреннее пространство было темным и замкнутым, и Бакунин постоянно перед нами извинялся. Каждый клочок свободной поверхности, даже на неопрятной койке хозяина, покрывали запасные детали и частично разобранные камеры. Здесь стояла затхлая, химическая вонь, смешанная с запахом семян пеншля. Курительная трубка Бакунина лежала в небольшой чашке. Гололитограф залез в коробку, стоящую под койкой, и извлек оттуда несколько учетных книг, у которых были загнуты уголки страниц.

— Давайте посмотрим, — сказал он.

В конце его маленькой комнаты я увидел дверь.

— Куда она ведет?

— К камере-обскуре и стойкам проявленных пластин.

— Там есть дверь, выходящая наружу?

— Да, — ответил он.

— Она заперта?

— Нет…

— Может быть, у вас есть ассистент, которому вы приказали держать дверь закрытой?

— У меня нет ассистента… — озадаченно произнес он.

— Откройте эту дверь, — приказал ему я.

Бакунин отложил книги и подошел к двери. По его движениям сразу можно было сказать: он ожидал, что та откроется легко.

— Не понимаю, — произнес он. — Ее никогда раньше не заклинивало.

— Отойдите в сторону, — сказал я, извлекая Ожесточающую.

Обнаженный клинок наполнил небольшой трейлер запахом озона, и Бакунин вскрикнул.

Я вспорол дверь одним взмахом, заставляя ее распахнуться. Раздался громкий хлопок атмосферной декомпрессии, и нас накрыло зловонием. Мимо поплыла темная дымка.

— Император Человечества, что это было?!

— Варп-колдовство, — сказал я. — Говорите, что смешиваете собственные оксиды и растворы?

— Да.

— Откуда вы получаете компоненты?

— Откуда получится. Покупаю то там, то здесь. Иногда у апотекариев, у рыночных торговцев, у…

Отовсюду. Бакунин экспериментировал со всевозможными составами в течение многих лет, чтобы создать наилучшие, самые эффективные пластины для своей камеры. Его никогда особенно не заботило, откуда берутся реактивы. Но что-то в его лаборатории, что-то на стойке со склянками и бутылками было затронуто варпом.

Я шагнул к камере-обскуре. В полумраке очертания предметов казались дрожащими, размытыми и непостоянными. Пагубные силы, поселившиеся в лаборатории Бакунина, почувствовали исходящую от меня угрозу и попытались защититься, заблокировав двери.

Перешагнув через порог, я вошел внутрь. Предупредительный возглас Елизаветы потонул в визге неожиданно закружившегося вокруг меня воздуха. Стеклянные бутылки и колбы, наполненные химическими составами, бешено затряслись над рабочим столом Бакунина. Горшочки с жидкими химикатами и смазочными маслами взорвались, разбрасывая вокруг свое содержимое. Вспыхнула и зажглась небольшая газовая горелка, а ее прорезиненная трубка начала извиваться змеей. Стеклянные пластинки размерами с информационный планшет, каждая из которых была убрана в коричневато-желтую картонную пачку, закачались и стали сваливаться с деревянных стоек в дальнем конце затемненного помещения. Их здесь были тысячи, и на каждой хранился оригинал какого-нибудь из гололитов, сделанных Бакуниным. Первая из них слетела с полки, словно ее стащила оттуда какая-то сила, и я уже ожидал, что пластинка разобьется, ударившись об пол, но та повисла в воздухе. За ней вскоре последовали остальные. Вокруг заиграл свет из невидимых источников, создающий рябь и цветные отблески на всем вокруг. Сам воздух стал темно-коричневым, словно прокуренным донельзя.