Горячее лето 42-го (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич

Немцы видимо всё потратили и полетели прочь, хотя я уже маневрировал всеми тремя машинами, чтобы не потерять их. Вот так те улетели, но возвращаться я не стал, смысла не видел. И построив танки в колонну, погнал дальше. Впереди «БТ», потом мой китаец, и следом немец. Его скрывала пыль, так что особо тот тыловые колонны не пугал. А вскоре совсем умаялся, но ножом бить в руку и лечиться, чтобы прийти в порядок, не стал, согнал технику с дороги, укрыв в кустарнике, замаскировал машины, и устроился спать прямо на снарядах на дне танка. Постелил купленную шинель и вырубился. Ночью моё время, вот там и буду действовать. Жаль, но проснулся я не сам. Разбудили.

Открыв глаза, я на миг замер вслушиваясь в тишину. Вот опять. По танку явно кто-то ходил. Стараясь не шуметь, сел, убрав в сторону автомат, который обнимал, и поднявшись к месту командира, осмотрелся в смотровые щели. Двигался я бесшумно, это было легко, сапоги снял перед сном, босиком был. Правда стукнулся о какую-то выступающая железку, но даже и глазом не моргнул и не издал и звука. Хоть больно было жуть. Оказалось, трое в стороне прятались, и у танков возились четверо оборванных бойцов Красной Армии, двое из них забрались на танки. Мой и немецкий. Оставшиеся стояли внизу. Оружие было только у одного. Это надо же себя довести до такого состояния. Гнать их в шею. Башни танков стали почти одновременно поворачиваться, отчего все семеро бойцов мигом смылись. Пятеро горели зелёным, двое нейтральным оранжевым, но меня это не интересовало. Визуально я видел трёх, но рядом ещё были. Останавливать я их не стал, к окруженцам после последнего случая, стал относиться достаточно жёстко. Отходят и чёрт с ними.

Посмотрев на часы, трофейные, у меня ещё две пары в запасе были, это с тех диверсантов в роще, и понял, что проспал пять часов. В принципе, уже нужно вставать. Генерала я встретил утром тридцатого, сейчас как раз было два часа дня, до заката ещё немало времени. Покинув танк, прихватив сапоги и автомат, обулся, и стал готовить, есть хотелось. В этот раз побаловал себя яичницей с копчёной колбасой, свежим хлебом и стаканом молока. Потом костерок развёл и воды для чая вскипятил, купил пирог с капустой и кусочек съел. Как же это всё вкусно, да на природе. Остальное оставил на потом. Ночь длинная. Да, ту банку с тушёнкой, где треть осталось, я ещё в пути съел с двумя сухарями. Вполне ничего пошло. Сухари сунул в банку, те с желе смешались, пропитались, очень вкусно было, черпал ложкой. Вот так поев, медлить не стал, вернулся в танк и погнал к дороге, а там уже на максимальной скорости, сдерживал меня немец, он самым медлительным оказался, и двигался к передовой. А та сблизилась. Громыхала на горизонте, уже дымы было видно. Приметив на пути пост, явно отступающие подразделения перехватывали и возвращали на передовую, я спустился в танк и гнал дальше не оставаясь, хотя мне махали руками, какой-то командир, кажется полковник, выскочил наперерез, размахивая пистолетом и стреляя в воздух, но я ушёл дальше. Знаю я что будет, если остановлюсь. Переподчинит себе и отправит вперёд в атаку на укреплённые немецкие позиции, любят они так танки отправлять чтобы их немцы жгли. Не умеют командовать и управлять танковыми соединениями и нечего лезть. Я в этих командирах ещё в сорок первом разочаровался, хотя встреч с крупными военачальниками было мизер. Да и того пристрелил, в голубой окрасившись.

Так и катил по дороге. Причём отметил что настырный полковник прыгнул в машину, «полуторку» с несколькими бойцами, и погнал следом, сигналя. Даже обогнал и встал на пути, ну не давить же их. Полковник оказался подполковником. Даже не подполковником, а старшим батальонным комиссаром, политработником. Открыв люк, я выглянул и зло рявкнул:

— Какого надо?!

— Немедленно следуйте за моей машиной, — ответил с подножки политработник. — Я вас переподчиняю себе.

— Иди на*уй.

— Что?! — тот аж рот открыл, и лицо его в ярости исказилось.

— Я могу повторить. На*уй иди. У меня своя задача и закрывать зады таким добоёбам как вы я не собираюсь. Обосрались, сами и подтирайтесь.

После этого закрыл люк, и не слушая вопли комиссара, что обещал меня из-под земли достать, погнал дальше, объехав машину. Горели все зелёным, потому давить и не стал. А хорошо, что реально я к РККА никакого отношения не имею и могу посылать таких вот мозгоклюев куда подальше, что и сделал, и совесть меня не мучила, даже мурлыкал себе под нос. А вспомнив о сборнике музыки до шестидесятых, нашёл, включил, и дальше слушал её. Хорошая музыка, заводная. Вскоре по пути попалось село, трасса через неё пролегала. Бои уже где-то недалеко шли, глухая канонада слышалась, немцы добивали войска что их сдерживали. Скоро выйдут на оперативный простор, лишь редкие заслоны попытаются их притормозить, даже не остановить. Однако в селе я остановился, и покинув танк, с фляжкой и термосом, поглядывая на пустые улицы, брошенное поломанное армейское имущество, два автомобиля явно столкнулись и их бросили, и с помощью журавля спустив вниз ведро, стал доставать воду. Свежая и ледяная, аж зубы ломит. Сам напился, флягу наполнил, и как раз термос наливал, когда услышал рёв движка, а посмотрев кто это, досадливо скривился. Это всё тот же старший батальонный комиссар. Передвинув автомат на грудь, дистанционно управляя развернув танк, я перегнал китайца так, чтобы тот стволом сопровождал подъезжающую «полуторку», явно нервируя как тех, кто сидел в кабине, так и тех что в кузове находились, шесть бойцов. Комиссар покинул кабину и поправив ремень, направился ко мне, с ним трое бойцов.

— Лейтенант, сдайте оружие, вы арестованы.

Тут прозвучала очередь, мой китаец выпустил, и дорожка пылевых фонтанчиков перегородила путь комиссару с бойцами. Отчего те замерли. Я уже налил воды, так что закрывал термос, но решил всё же сказать:

— А я ещё удивляюсь почему Красная Армия бежит. Если ею командуют и руководят такие идиоты, это не удивительно.

— Да как вы смеете?! — сорвался тот на фальцет.

— Смею я, смею. И оружием махать не стоит, иначе расстреляю вас к чёрту. И да, такое право я имею, и мне за это, ничего не будет.

На несколько секунд воцарилось молчание, я поднял термос и флягу, и направился к танку, своему китайцу, поворачиваться спиной к комиссару я не боялся, держал его на прицеле пулемётов. Так что открыл люк мехвода и убрал ёмкости в танк, а когда закрыл люк и собрался уже подняться на башню, то комиссар остановил, каким-то усталым надтреснутым голосом сказал:

— Подождите, лейтенант, — тот на миг замолчал, но всё же продолжил. — Я прошу, я умолю помочь моему подразделению. Командир дивизии, того что от неё осталось, велел мне без подкреплений не возвращаться. От дивизии едва полторы тысячи активных штыков осталось, и они тают под немецкими атаками как свеча. Наши взорвали плотину и мост, всё вода залила, дорога для немцев только через нас, или обход в пятьдесят километров. Артиллерии нет, гранат нет, ничего нет, только настоящая храбрость наших бойцов и командиров. А на дороге только тыловые части, набрал вон шесть бойцов из дезертиров, да твои танки. Я прошу, помоги.

Спрыгнув на пыльную дорогу, я подошёл к комиссару и минуту смотрел ему в глаза и тот их не опустил и не дрогнул.

— Хорошо, помогу. Только есть условие. Уметь управлять танковыми соединениями не каждому дано, так что покажите где тяжелее всего, дальше я сам. И поверьте если знать как танками управлять и вести их в бой, немцы понесут куда больше потерь чем ими командуют обычные армейские командиры, которые ни черта в этом не разбираются и гонят их на убой в атаки.

— Договорились, — слабо улыбнулся комиссар. — Нужно спешить, можем не успеть.