Владислав Выставной - Тварь

Всего лишь шаг — и в уши врывается ужасающий треск костей. Ему даже кажется, что он слышит короткий вскрик — но, наверное, только кажется, потому как ее легкие, оголенные, оказавшись прямо перед его глазами, взрываются тысячами крохотных шариков-альвеол, и лицо ощущает влагу мелкой-мелкой кровяной пыли. Миг — и ее прекрасное тело превращается в освежеванную, вывернутую наизнанку тушу. В лицо отдает жаром горячих внутренностей — и все они с отвратительным хлюпанием опадают к его ногам. Торчащие вперед обломки ребер, бессильно изгибающийся позвоночник, и последняя точка — лопнувший бомбой череп. И все. Некоторое время он стоит еще над дымящейся плотью, покрытый кровью и ошметками ее прекрасного тела. Сознание еще успевает отметить: это обыкновенная «изнанка» — как же он мог ее не заметить?

А в следующий миг что-то вспыхивает и сгорает в его душе. Он все еще смотрит на ее расползающиеся останки, на слепую собаку и крыс, приступивших к их пожиранию…

Что-то начинает происходить с мозгом: словно полюса у планеты, начинают менять полярность все привычные представления о добре и зле. Он еще не успел издать свой первый и последний вопль — но стал уже совершенно другим.

Тем, кто никогда не сможет простить Зону.

Бука открыл глаза — резко, мгновенно включившись в действительность, несмотря на цепляющиеся за край сознания рваные обрывки кошмара. Ему показалось, что он проснулся от собственного крика. Так с ним бывало, и не раз. Но на этот раз, похоже, кричал кто-то другой.

Там, за окном.

В комнате было темно: наверное, он проспал целый день. Что неудивительно: переход через Периметр отнял немало физических сил и нервов. Бука прислушался. Мерно тикали часы на стене, где-то прокричал и запнулся петух…

И снова крик — протяжный, переходящий в надсадный, обрывистый вопль. От этого крика становилось не по себе — слишком уж достоверно он передавал ужас кричащего. Крик оборвался резко — и Бука тут же сел на диване, ощущая, как покрывается холодным, липким потом. Малознакомое, но крайне неприятное ощущение овладело им.

Страх. Бука нервно огляделся. Все та же темная комната, освещенная лишь бледными отблесками из-за окна. Никакой опасности рядом — откуда ей взяться здесь, за пределами Периметра? Отчего же тогда так беспокойно колотится сердце, и откуда взялось это предчувствие — мерзкое и холодное предчувствие беды?

Бука тихо поднялся и подошел к окну. Там, в скупом свете далекого уличного фонаря и слабого луча прожектора, бившего неизвестно откуда, шла незнакомая ему жизнь. «Обычная жизнь», как называли ее знакомые сталкеры. Эта самая «обычная жизнь» никогда не интересовала Буку: ведь он не искал ее, «спокойной» и «кайфовой», ради достижения которой и нужны были сталкерам драгоценные артефакты. В этом мире они ценились куда дороже, чем в Зоне: здесь они дарили людям совершенно невообразимые возможности, находящиеся за пределами понимания странного парня из глубины зоны отчуждения. До последнего момента его единственной целью было просто уйти из ненавистного места, находиться в котором стало невыносимо. Места, где все напоминало о кошмаре, сломавшем его волю и болезненно чиркнувшем по разуму.

Но теперь цель вроде бы достигнута. Пора прекращать жить прошлым, пришло время осваивать этот новый, странный, огромный мир, в котором бесполезны все его качества, столь ценные в Зоне. Нужно набраться терпения, мужества — и двигаться дальше. И для начала стоит задать себе вопрос: кто он? Какое место уготовано ему в «Большом мире»? Это не праздный вопрос, и теперь становится совершенно очевидным: впереди — суровые испытания. Зона, эта ненавистная сука, давала ему все. Но чем готов поделиться с ним это гигантский мир, населенный миллиардами людей? Неспроста же самые отчаянные из них лезут и лезут через Периметр, не страшась смерти, десятками оставаясь навсегда в мертвой земле Зоны. Выходит, чего-то не хватает им в этом спокойном и благополучном мире?

Слишком много вопросов — и ни одного ответа…

В медлительные, тягучие, как патока, размышления вновь ворвались тревожные звуки: со стороны прихожей раздался женский вскрик и характерный звук бьющейся посуды. Секундой позже оттуда же донесся странный звук, быстро переросший в тоненький протяжный вой — исполненный страха и безысходности. Хлопнула дверь, раздался неровный топот, дверь в комнату распахнулась и он увидел знакомый силуэт: Наталья, захлебываясь в беззвучных рыданьях, бросилась прямо к нему, припала всем телом — только в этом не было ничего женственного и вообще человеческого.

В глазах женщины застыл ужас. Все, что ей нужно было от случайного гостя, — спасение. Защита. Как ни странно, в этот момент Бука ощутил забытую было уверенность: ощущение опасности было куда привычнее этой ватной расслабленности.

— Что случилось? — осторожно отстраняя от себя намертво вцепившуюся женщину, тихо спросил Бука.

— Он… — женщина с трудом выдавливала из себя слова, — он вернулся…

— Проводник? — нахмурившись, спросил Бука. Он все еще не понимал сути происходящего, но тревога быстро заполнила все ощущения. Он вдруг понял: началось. Но что началось, когда, по какой причине — на эти вопросы он уже не смог бы ответить.

Наталья ничего не сказала: она смотрела в сторону двери, туда, где застыл странный высокий силуэт. Бука не сразу понял, что же такого ужасного увидела в этом человеке женщина. Наверное, сила привычки: подобные картины были для него нормой. Но в этом мире, очевидно, они вызывали совсем другую реакцию.

Фигура была в грязной, полуистлевшей одежде, с которой продолжали осыпаться мелкие комья земли. Лицо — действительно жутковатое, осунувшееся, местами разложившее до кости, но в целом сохранившееся на удивление неплохо. И, как ни странно, в этом полуразложившемся лице угадывалось что-то знакомое. Точно — лицо сталкера, которого доводилось встречать когда-то там, за Периметром. Не всех Бука знал по имени, но память на лица у него была хорошая. Что тут скажешь? Никто не застрахован от мощного воздействия Зоны, которая каждого может в один прекрасный момент превратить в лишенного души зомби. Для этого у Зоны есть множество самых изощренных способов. Однако не все зомби агрессивны, и этот, похоже, вовсе не собирается нападать.

Этим Бука и хотел было утешить застывшую в ужасе женщину, но ее онемевшие губы произнесли через силу:

— Это мой муж…

Какое-то время Бука продолжал рассматривать беспокойного мертвеца, решившего вдруг вернуться в родной дом, и все, о чем он думал, — как успокоить женщину. Какие слова принято говорить в таких ситуациях, он понятия не имел. Тем временем «муж» характерной походкой, на одеревеневших ногах медленно вошел в комнату, огляделся пустым взглядом, прошел мимо гостя и сжавшейся в комок жены, подошел к ящику древнего телевизора, взял пульт. Той же неуклюжей походкой отошел на противоположный край комнаты, медленно опустился на диван. Щелкнул пультом. Телевизор озарился мертвенным светом, зашипел помехами: покойник вдавил кнопку ненастроенного канала. И так и застыл: уставившись в мелькание помех, отражающихся в мертвых глазах мелкими всполохами.