Владимир Датыщев - Подчиняя вселенные

«Стремительный странник», несмотря на неистовую работу включившихся вновь реакторов, все же выбросился, как пушечное ядро из исполинского жерла. Вместе с ним в огненной буре летела несметная куча обломков камней и пыль.

Так они оказались возле Смертельной Воронки.

Иона, уже вторую неделю дежуривший у выхода из небесного тела внезапно проснулся. Несмотря на то, что не работали почти все дальние радары, а также половина систем жизнеобеспечения – в его кабине было очень холодно, около ноля, он чувствовал себя вполне в тонусе. Не обращая внимания на отчаянно болевшую голову, как он не старался совладать с нею своим сознанием – в черепе под окровавленными волосами зияла небольшая дырка, Лястер даже не помнил, когда это на него упал привинченный к полу металлический шкаф. Кстати говоря, вся мебель на почти всех судах была мягкой и пластиковой, но привыкший правилам древних тысячелетий Паладин распорядился установить в его родной радхи только такую.

Несмотря на то, что его лицо было наполовину залито кровью, сейчас старик смеялся. Весело и от души. Смешинки давили его, трепыхаясь в ноющей груди. Он хлопал себя по коленям и животу, икал и гоготал, как маленький ребенок. Ему было до противности смешно.

Что? Столько лет стараний и вот – все окончено. Наконец-то он станет единственным, кто сможет общаться с Богом. Иона никому не говорил о том, что Творец пообещал в конце беседы.

- Только ты, или твои наследники будут иметь честь лицезреть меня! Приходи ко мне только с сыном, если он, конечно, будет жить!

- Да! Именно так Он и сказал, - радовался бывший Отец-Паладин, не подозревая, что его уже исключили из сана, и теперь любой монах имел индульгенцию на убийство своего Верховного Главы. Бывшего. Да он, собственно, начхать хотел на эту стайку фанатиков, взращенную им же самим! Теперь он увидит Всевышнего! И вся вселенная будет только в его постаревших руках!

Иона смотрел на извергающийся из Смертельной Воронки язык пламени и мусора. Его датчики не видели корабля сына, плевать, что они и так не работают! Никому не удастся выжить после ритуального количества сетей из тридцати и трех мин, установленных по всему тоннелю. Даже бог! Ведь Лястер когда-то был лучшим минером в армии Отца-императора, еще перед экзаменами на более оплачиваемого бортинженера, а это не шуточки – устанавливать интеллектуальную взрывчатку.

- Значит, тебе удалось победить Инквизицию, сынок, - довольно бормотал полоумный после ужасающего сотрясения мозга старик. – Прекрасно! Одним конкурентом и врагом меньше, хотя, немного жаль. Мы ведь на пару так успешно приторговывали рабами на Икс-8, а долбанный Антоша нам все там изгадил! Ну ничего, теперь и он лежит где-то там, расплывшемся пятном среди молчаливых, надгробных для него, камней!

Иона бешено захлопал в ладоши, его глаза кружились, не фиксируясь ни на одном предмете – пьяное сумасшествие от скорого могущества туманило сознание.

- И нет больше ни одного конкурента, кто может помешать нашей встрече!

Он стукнул по барахлящей клавиатуре, даже не замечая, что у него на хвосте медленно плетется ненавистный белый звездолет, входя в атмосферу.

- Подождем, пока это падло сядет! – сказал Джумас и осекся, увидев красное от гнева лицо капитана. – Простите, что обозвал его так!

Он принялся раздавать команды другим членам экипажа.

Клипард промолчал, понемногу успокаиваясь и пытаясь разобраться в себе. Ведь он тоже ненавидел Лястера, так почему же ему стало так неприятно после плохого упоминания о нем? Нонсенс, аномалия любви к родителям, мол, сам бы убил, но другому не дам. Только своими руками, что ли?

Они почти опустились на сплошную розовую планету. Небо, земля и вода, даже деревья и другая растительность дышали цветом молоденькой нераспустившейся розы на кусте. Ласковый ветер гонял по небу кремовые тучки, наполняя собою маленькие паруса корабликов среди далекого розового же моря.

«Стремительный странник» держался в небе на солнечной стороне, оставаясь невидимым невооруженному взгляду. Да и посмотри кто в бинокль, оснащенный сильнейшими фильтрами, то все равно бы увидел только ровное мерцание светила, а потом долго бы растирал глаза.

Приблизившись на максимально короткое расстояние и отрегулировав камеры на полную мощность, экипаж наблюдал, как из покореженного корабля выпрыгивает, радостно приплясывая, седой старик с мечом за спиной.

Он пробежался по небольшому лугу, постучал рукоятью кислотника о подножие скалы, побегал вокруг маленькой полянки у самого краешка высокого розового леса. Побродил среди густо растущих деревьев, что-то выискивая, но, видимо, ничего не нашел.

Спустя час, разочарованный Иона уселся прямо на землю, где стоял и расплакался.

- Этого не может быть! – что было сил, закричал он к небесам. – Я так долго жаждал!

- А просто попросить не мог? – хмыкнула Катти.

- Видимо, - печально усмехнулся Клипард, - встретить бога предстоит только мне! Спускаемся.

Седой опечаленный старик растер размочившие запекшуюся на лице кровь слезы и улыбнулся, наблюдая, как на полянке перед ним садится звездолет.

- «Стремительный всадник», нет, «Странник», - прочитал он на борту возле открывшегося после мягкой посадки шлюза. – Ты спасся! Значит, мы увидим Его!

- Здравствуй, папа, - настороженно поздоровался Антон, приближаясь к сидящему на розовом холмике отцу.

- Здравствуй, сын, - теперь не разочарованные, а слезы счастья полились из окруженных глубокими морщинами глаз. – Я рад, что тебя не убили!

«Финал должен быть веселым.

И не ранить чистое сознание читателя, ни в коем случае!».

Стивен Кинг

Сын, брошенный когда-то отцом, сейчас смотрел на своего непутевого родителя. За его спиной возвышался, завалившись на одну подножку-шасси, зеленый радхи с фиолетовыми лягушками возле носа.

Человек, бросивший в седые времена беременную женщину, которая умерла из-за его безалаберности и пренебрежения. Седой старец, делавший из людей послушных бездушных роботов, лишенных любви и других светлых чувств.

Апостол мести, а разом с нею и смерти. Бывший Паладин, убивший первую любовь Антона, к ужасу, а, может, и к облегчению, Клипард понял, что не помнит, как ее зовут.

Наконец, отец, пожелавший свести со свету свою родную кровь, не гнушаясь ни перед чем ради неведомого достижения своих параноидальных стремлений.

- Знаешь, - тихо промолвил Антон, - а я ведь ненавижу тебя!