Роман Глушков - Найти и обезглавить! Головы на копьях. Том 2

– А вот и свежие вести! Очень надеюсь, что они будут добрыми, – пробормотал себе под нос Шемниц и поспешил на зов.

– Ну и чем порадуете, ребята? – в нетерпении поинтересовался он, осадив коня перед пехотинцами. – Вы прикончили гада или нет?

– Конечно, сир. Куда бы он от нас делся! – улыбнулся ему Морси. – Дело сделано. На этом все, конец.

И подал знак кому-то, кто находился у полковника за спиной.

А в следующий миг по затылку Шемницу шарахнуло нечто твердое, похожее на древко копья, и он, потеряв сознание, вывалился из седла…

Первым, кого он увидел, когда очнулся, был человек, которого сир Ульбах хотел видеть сегодня меньше всего на свете. Вернее, хотел бы видеть, но только чтобы этот человек был гарантированно мертв.

Увы, но он был жив и явно не собирался умирать в ближайшее время.

Кригариец сидел на мешке с овсом возле лежащего на земле полковника и неспешно правил оселком эфимский меч. Причем меч этот принадлежал ему, Шемницу! А ведь он дорожил своим оружием так сильно, что никому не позволял прикасаться к нему, всегда натачивая и смазывая его только собственноручно.

Естественно, полковника это возмутило! Правда, ненадолго. Потому что когда к нему вернулась память, у него сразу нашелся другой, более веский повод для злости. А именно – впервые в жизни его посмели связать по рукам и ногам! Это было новое ощущение для бывшего командира Шестой когорты легиона «Вентум», и оно ему не понравилось. Да так сильно, что он опять не удержался от грязной брани.

Впрочем, кригариец остался равнодушен при виде того, как Шемниц взялся дергаться и кататься по земле, намереваясь разорвать свои путы. Покосившись на него, ван Бьер как ни в чем не бывало продолжил водить оселком по клинку. Так, словно его это не касалось, хотя кто же еще, если не он, скрутил веревками полковничьи запястья и лодыжки.

– Ну что, сукин сын, ты доволен? – поинтересовался у него сир Ульбах после того, как выдохся и бросил тщетные попытки освободиться. – Ты доволен, я спрашиваю?

– Нет, – мотнул головой Пивной Бочонок. – Я был бы доволен, если бы убил вас еще тогда, у Дырявой скалы. Или если бы вы послушались меня в ту ночь, когда обвал перекрыл вам кратчайшую дорогу на Феную. А сейчас мне отвратно наблюдать вас в столь жалком виде. По мне, уж лучше бы вы пали в битве, как истинный герой, чем докатились до такого непотребства.

Тяжко дышащий пленник посмотрел в другую сторону и увидел неподалеку наемников – тех, которых считал соратниками. Все они по-прежнему были живы и невредимы. Казалось, будто наемники вообще не замечают ни его, ни Баррелия. Также, как Баррелий не обращал на них внимания, хотя совсем недавно он сражался с ними не на жизнь, а на смерть.

Морси и остальные были заняты делом – грузили на лошадей мешки и сумки. По всем признакам, довольно тяжелые. И полковник без труда догадался, что в них упаковано.

– Вот как, значит! Решил откупиться от наемников моим золотом! – взъярился он. – Но это я нашел его, я возглавил поход за ним и что теперь я вижу? Какие-то ублюдки делят добычу, что по праву принадлежит мне! А я не получаю с этого ни кифера!

– Сочувствую, – ответил ван Бьер. – Наверное, вам и впрямь ужасно больно на это смотреть. А ведь вы могли бы сами оказаться среди этих парней и тоже увезли бы свою долю золота в Феную. Конечно, не такую огромную, как хотели, но все равно немалую.

– Да брось! – фыркнул сир Ульбах. – Ты прикончил бы меня так или иначе. Все вы, наемники, одинаковы: плюете на клятвы и договоры сразу, как только вам становится невыгодно их соблюдать!

– Ошибаетесь, – возразил Баррелий. – Я давал вам клятву кригарийца, что не трону вас, если вы пощадите Ойлу Ринар. Но вы убили ее прямо на глазах моего друга, который вдобавок был к ней неравнодушен. Ясно, зачем вы так поступили – хотели доказать Арроду и его людям, что не боитесь меня. И я отлично вас понимаю. Также как вы понимаете меня: Ойла мертва, а ваш меч теперь у меня в руках. Поэтому конец у этой истории возможен только один. Такой, о котором я вас в ту ночь и предупреждал.

– Кто-кто? Ойла Ринар? – Шемниц недоуменно наморщил лоб. – То есть ты утверждаешь, что намерен прирезать меня не из-за горы золота, а из-за какой-то сопливой замарашки? Той, что даже не являлась тебе родней? Да ты сбрендил или глумишься надо мной, кригарийский выродок?

– Ни то и ни другое. Все верно: Ойла не была мне родней – она была всего лишь простым ребенком. И она не заслужила той позорной смерти, которой вы ее предали, – ответил монах. После чего отложил оселок, встал и, покрутив полковничий меч в руке, заметил: – Идеальное оружие. Сразу видно: выкованное на заказ настоящим мастером. Судя по клейму – Жорденом Микорским из Тандерстада. Пожалуй, это лучший «эфимец», который попадал мне в руки за всю мою жизнь. И очень жаль, что я не смогу оставить его себе. Потому что это оскорбит моего друга Шона, ведь на вашем клинке – кровь дорогого ему человека… Когда вы умрете, полковник, я сломаю ваш меч и выброшу его обломки в реку. Вместе с вашим телом. Вас ждет та же участь, которая постигла Ойлу Ринар, и смерть вы примете от того же оружия. По-моему, это будет честно.

– Да неужели? – Лицо сира Ульбаха перекосила гримаса презрения. – А, может, поступим еще честнее: ты вернешь мне меч, и мы сразимся в поединке? Ты же сам сказал, что лучше бы я пал в сражении, а не издох посреди всего этого бардака. Так вот и дай мне шанс, раз уж моя судьба полностью в твоих руках!

– Поздновато вы заговорили о чести и достоинстве, полковник, – ответил на это кригариец. – Вы лишились того и другого, осквернив себя и свой меч детской кровью. Когда я просил вас об одолжении, вы сочли мою просьбу недостаточно уважительной. Так с какой стати мне делать одолжение вам? Не вижу на это ни одной причины.

– Небось, хочешь, чтобы я умолял тебя, стоя на коленях? – затрясся от бессильной ярости Шемниц. – Хочешь заставить меня унижаться, да? А не слишком ли ты высокого о себе мнения, грязный наймит?

– Зачем мне вас унижать? Что я от этого выиграю? – удивился Баррелий, пробуя ногтем режущую кромку «эфимца». – Все, чего я хочу – чтобы вы вспомнили перед смертью лицо той девчонки, которую казнили, желая унизить меня. А раз вы его вспомнили, нам с вами не о чем больше разговаривать. Прощайте, полковник! Хотя, если курсорские байки о загробном мире не лгут, то мы с вами еще встретимся. А вот с Ойлой Ринар – вряд ли, ведь благодаря вам она стала святой и ей в нашей компании убийц и грешников нет места…

– Ежели проголодался, иди перекуси. Ты ведь помнишь, в какой повозке хранится еда, – сказал Баррелий, когда я добрался до недогоревшего лагеря (пожар в конце концов угас сам, уничтожив лишь половину повозок) и наткнулся на труп сира Ульбаха.