Олег Лукьянов - Лилис

Она наполнила каждую клеточку моего тела, не затронув при этом мой мозг. На этот раз розовая пелена не затмевала взор, голова не разрывалась от боли, и никакой туман не стремился взять надо мной контроль. Сама же сущность без моего участия погасила энергию, направленную на меня из тонкого мира. Я приземлился на ноги без всякого ущерба, но сделать ничего не успел из-за новой атаки.

Тварь в балахоне соображала удивительно быстро — стоило её излюбленному приему дать сбой, и она воспользовалась другим. В моей груди словно появилась пудовая гиря, она сжимала легкие, пока из них не вышел весь воздух. А я не мог заполнить их вновь — все мои попытки вдохнуть самую малость тонули в пучине отчаяния. Под бесстрастным взглядом Тьмы, обитающей в глазницах мертвеца, у меня сжалось сердце. Его прихватило словно тисками, не дающими не то что биться — трепыхаться.

И содрогаясь от леденящего внутренности давления, сделал два шага и схватил лича за то, где у человека должно быть горло. Одновременно с этим моя Сущность идентифицировала новую угрозу и мигом выбросила из тела нарастающее давление. Я с наслаждением вдохнул воздух и с облегчением услышал стук собственного сердца…

Я сдавил гада сильнее, но шея не поддавалась, позвоночный столб был крепок, как лом.

В шлем сбоку ударил кирпич. Тут же рассыпался, не причинив вреда, но вслед за ним в затылок меня ударило что-то похожее на наковальню. Я закачался, едва не упав, о шее скелета в балахоне больше и не вспоминал. С земли в воздух поднимался всякий хлам: от камней и железного мусора до тел солдат в боевых доспехах и даже ржавого остова древнего авто…

Не стоило быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что в следующий миг это всё упадет на меня. И я сделал так, чтобы на месте точечной бомбежки меня уже не было, о чем ни капли не пожалел.

Несколько тел солдат на бешеной скорости врезались друг в друга, загрохотали посыпавшиеся на них камни, а упавшее сверху авто содрогнуло землю.

Впервые за долгое время меня охватил гнев. Да как же так? Я, бог, не в силах расправиться с каким-то скелетом в рясе? Тяжелая кровь ударила в голову, в глазах потемнело, и тупая сущность, продолжающая действовать автономно мне, связала гнев с недавним возбуждением эфира, и, наконец, решила, что творящиеся неподалеку события являются негативным и даже враждебным фактором.

Остов машины вновь начал подниматься, а с копий, разбрызгивая кровь, стали срываться люди — лич не мелочился в выборе инструментов для моего убийства. Однако от меня во все стороны прошла короткая волна, пронзившая всю материю на пару километров. Я буквально ощутил зашифрованное в её составе слово. "Запрещаю" — гласило оно.

Авто и раненые солдаты, так не набрав высоты рухнули на землю. Лич покрутил вокруг черепом, похоже удивляясь тому, что окружающие предметы более ему не подчиняются. Он уставился на меня как раз в тот момент, когда я, мой гнев и Сущность, слившись воедино, наносили сокрушительный удар.

Гнев требовал, чтобы кару врагу принес мой кулак, я поддерживал, а Сущности этот вопрос был безразличен. Удар тремя ипостасями оторвал верхнюю часть черепушки, вторая же рука, ухватив за горло закачавшуюся фигуру, вогнала в его позвонки разрушительную энергию.

Кости вспыхнули как порох, ночь окрасило красное и зеленое пламя, что-то закричало беззвучно… Я чувствовал, как в тонком мире погибает чуждая всем живым сущность. И когда я разжал пальцы, на землю упала только догорающая ветошь — некогда бывшая рваным балахоном.

Спустя полминуты отовсюду набежали солдаты. Некоторые подхватывали полузамученных солдат и волокли их куда-то к цитадели, некоторые пытались помочь товарищам на месте.

На меня старались не смотреть. Я их понимал. Лучше никогда не смотреть на то, чего не в силах постичь; жить, веря, что никакого бога нет, а человек произошел от обезьяны, намного лучше. Живется веселей, а гадится проще.

Я направился к цитадели с таким видом, будто только что был прилюдно бит розгами. Будто меня унизили, втоптали в грязь. Ведь несмотря на победу, моя самооценка упала как никогда. Если я с таким трудом справился с каким-то поднявшимся из мертвых скелетом, то мне нужно сразу вскрыть себе горло, если предстоящий разговор с Мотриусом выйдет из-под контроля. Все равно он закатает меня в асфальт в первую секунду.

Немного утешало лишь осознание, что моя Сущность учится вместе со мной. Я чувствовал, как она перестроилась, будто аура мага наложившего на себя защитное заклинание. И как только в следующий раз меня попробуют поднять в воздух или забросать камнями при помощи телекинеза — Сущность проснется и отразит нападение, словно активированный энергетический щит доспеха. Неплохо бы её натренировать, чтобы защищала не только от телекинеза.

И вообще. Пора бы уже осваивать способности. Вон, чего только стоит волна… та Запрещающая печать, наложенная на всю материю в округе. Ведь эта печать лишь вершина айсберга — я чувствовал это всем нутром.

Всё же, я не прав. Какое счастье бы тебе не привалило — нельзя достичь всего и сразу. Мой пот страх и кровь стоили того чтобы открылась еще одна маленькая грань моих способностей. Возможно, если я стану чаще попадать в подобные неприятности, то мне откроется всё то, что должен уметь бог…Правда, подобные неприятности грозят однажды оборвать мою жизнь — а это очень обидно. Может пусть всё идет своим чередом. Нет — есть еще один способ: надо освоить медитацию.

Дав себе слово, что займусь этим в самое ближайшее время, успокоился, и вновь обратил внимание на "потусторонние шумы", которые за это время только усилились. Казалось, что рядом стонут, шепчут, кричат, выкрикивают имена бесформенные тени, и полупрозрачные сущности. Я-то ладно, мне все они фиолетовы, но как же себя чувствуют солдаты? Почему не оглядываются ежесекундно и не сходят с ума от страха? Или они более "толстокожие" и пока ещё не ощущают начало поглощения этого мира, каким-то иным, бесформенным и безжизненным?

Тем временем слух о моей победе распространился со скоростью пала в лесу. Часовые цитадели отдавали честь едва меня завидев, а личная охрана генерал-губернатора даже ухом не повела, когда я входил в его покои.

Фигура в танковой броне, тускло освещаемая одиноким факелом, приняла меня сидя. За его спиной возвышался силуэт Лары.

— Ну что же, — сказал он. — Ты доказал по крайней мере, что достоин серьезного отношения. Я слушаю тебя со всем вниманием.

Чадящий факел неожиданно полыхнул яростней, в деталях осветив сексапильную… женщину. Теперь на лице Лары были чувства. Буря чувств.

Она хотела мне улыбнуться, тут же отдергивалась, создавала каменное выражение, но с сияющими от восторга и обожания глазами. Затем эта маска давала трещину, губы растягивались в улыбку и всё повторялось.