Михаил Белозеров - Золотой шар

— Костя! — позвал он и сам удивился, зачем он ему?

Костя, который давно сообразил, что они во что-то вляпались, скромно держался в арьергарде, к мертвецам не подходил и смотрел больше под ноги, но и не забывал склоны горы и горловину ущелья, которого он боялся. Боль в левой руке дергала так сильно, что Костя порой терял ощущение реальности. Даже спирт помогал лишь на пять-десять минут.

Он тут же пересек дорогу и подбежал к Бараско.

— Слушай, — попытался объяснить ему Бараско так, чтобы это не выглядело бредом сумасшедшего. — Мне показалось, что кто-то назвал твое имя…

— Конечно, — сказал Костя, вперившись взглядом в дорогу, которая терялась между кустами и каким-то укреплениями. — Я знаю…

— Что ты знаешь?

— Не знаю, но я знаю… — Костя с трудом оторвал взгляд от горловины ущелья, словно она его завораживала. — Как тебе объяснить… Это такое чувство, словно ты разговариваешь сам с собой.

— Точно! — подтвердил Бараско. — Со мной то же самое. А я думал, что схожу с ума.

— А у тебя нет такого ощущения, что ты завел подружку?

— Скорее, друга, — сказал Бараско.

— Я имею в виду «Великую тень».

— «Великую тень»?! — удивился Бараско. — Ты что, спятил?

Костя поморщился: рука болела так, что порой он терял нить разговора.

— Если бы, — сказал Костя. — Я ее один раз видел.

— Видел? — изумлению Бараско не было предела.

Вот почему я его выбрал, понял он. Он не просто везунчик, он избранный.

Конечно, Бараско знал, что такое «Великая тень». Это был ночной хищник, поэтому ночью сталкеры старались не ходить. Но почему она появилась здесь, в Дыре, где, по идее, не должна была появляться? Одним она отрывала голову, других изымала из этого пространства, и они никогда не возвращались, некоторых сводила с ума, и они становились животными, но Бараско не знал никого, с кем бы она снизошла до разговора.

— Привет… — вдруг заговорил Костя отрешенно, обращаясь к тому, что он считал «Великой тенью». — Ты помнишь меня там, на мосту?

В ответ ветер прошуршал в кустах, и у Бараско кожа покрылась мурашками. Не зря, не зря я подарил ему «анцитаур», понял он, забыв, что «анцитаур» сам выбрал Костю. Очень удачное вложение капитала.

— Нам нужно попасть в Сердце Дыры. Ты нам поможешь? — спросил Костя и оглянулся на Бараско за поддержкой.

Бараско закивал:

— Да, да, да!

— Мы не сделаем ничего плохого, мы только посмотрим и уйдем.

Костя еще хотел добавить, что ему надо вылечиться, но постеснялся, потому что это уже выглядело бы нескромно, как личная просьба, а личных просьб никто не любит.

Бараско поразило, что Костя умеет уговаривать ловушки. Ни у кого из сталкеров нет этого дара, и дело даже не в «анцитауре». Дело в самом Косте. Он прирожденный сталкер. Кому-то же должно подфартить в этом мире, подумал Бараско, а «анцитаур» всего лишь помогает.

Наступила тишина. Казалось, «Великая тень» думает.

Потом раздался угрожающий шорох, словно миллионы тонн песка пришли в движение. На этот раз Костю не ударили в грудь, только ласково погладили по щеке.

Бараско не мог шевельнуться, словно аршин проглотил: по дороге в голубом сиянии двигалась женщина. Очень красивая женщина. Бараско в жизни таких не видел. Она была выше его ростом, хотя Бараско считал себя высоким мужчиной. К тому же у нее были такие длинные и густые волосы темно-медного цвета, которых у земных женщин не бывают. Глаза! Глаза, темные, как вишни, были настолько пронзительными, что заглядывали в самую глубь души. От этого взгляда Бараско захотелось упасть и свернуться с клубочек.

— Проходите, — сказала она Косте. — Я не буду вам мешать.

— Я хочу излечиться… — выдавил Костя, не смея смотреть ей в глаза.

— Считай, что уже излечился, — мимоходом ответила она, сделала три шага и растаяла в воздухе.

Бараско лежал без сознания. Без сознания лежали и Гайдабуров с Березиным.

Косте сделалось тоскливо, словно он потерял любовь. Он все время проверял в себе это чувство. А теперь оно сделалось таким огромным, как солнце, что он не мог соизмерить его с чем-либо в самом себе.

Жора сказал:

— Шли себе мирно, шли… А теперь?!

— Разговорчики! — подтянул Калита дисциплину.

Жора замолчал и шмыгнул носом.

— Все принимали решение?! — напомнил Калита. — Все! Поэтому нечего валить с одного на другого. Если мы вернулись в Зону или даже вышли из нее, такова судьба. Не повезло. Что делать? Бывает! Здесь не жарко. Вода близко. Объявляю сутки отдыха. Жоре и Андрею произвести разведку местности. Но без фанатизма!

Сам он снял рюкзак и расстелил коврик, что для него было нехарактерно. Не любил Калита комфорта. Поэтому Сергей Чачич страшно удивился и тоже расстелил коврик и разлегся, радуясь праздному моменту.

— Слушай, правду болтают, что у «шара желаний» всего три сокровенных желания?

— А, какая разница? — махнул рукой Калита. — Черт его знает, где теперь этот «шар» искать.

— Я бы пошел на север, то есть на юг. Говорят, он на юге между двумя экскаваторами висит.

— Понимаешь, Сережа, — сказал Калита, — у меня такое ощущение, что мы маху дали. Только не знаю, где и как ошиблись. Теперь живыми бы домой вернуться.

На самом деле, Калита знал, где они ошиблись. Если бы не Сашка Ген, вернулись бы они в вентиляционную систему, нашли бы свой вход в Дыру, а там и до «шара желаний» рукой подать. А так… Не рассчитали они сил ни физических, ни душевных. Не было больше у них надежд, одна усталость.

— Я бы порыскал по окрестностям.

— Ты вспомни, сколько их не вернулось, — вздохнул Калита.

— Кого?

— Ну, сталкеров. Толпа! Очень много. Потому что все хотели разбогатеть. Не получилось у нас в этот раз. Будем ждать следующего. Главное — без фанатизма подходить к проблеме.

— Тебе хорошо, — возразил Чачич, рассматривая облака, — ты встряхнулся, как собака, и снова готов к подвигам, а я устал. Смертей у нас много. Это плохо.

— Да, жаль ребят, — сказал Калита, тоже испытывая смертельную тяжесть в груди, и провалился в сон.

Приснились ему Леня Куоркис и Юра Венгловский. Будто бы пили они пиво втроем в «Кошачьем глазе» на «Чеховской» и так им хорошо было друг с другом. Они ему рассказывали, как они живут и что с ними происходит. Но ведь они же умерли, думал Калита, слушая их во сне. И такая тоска навалилась на него, что он проснулся с мокрыми глазами.

Должно быть, он проспал очень долго, потому что когда его разбудил Дубасов, было жарко и солнце висело как раз за верхушкой ивы, а роса высохла.

Чачич проснулся и вытаскивал из волос репейники. Разведчики тоже все были в репьях, да еще и мокрыми, как после кросса. Дубасов поведал: