Вячеслав Хватов - Ядерная осень

Дверь в операторскую с шумом распахнулась, ударившись о кадушку с кактусом, стоящим в головах у Мамаева, и из проема, подобно молнии, вылетел Скворцов. Почти тут же заголосили ревуны и замигали красные лампочки.

— Готовность номер один, — прокричал академик, — и сунув мини-диск начальнику РО, рванул по коридору, — у вас пять минут на все про все.

— Кажется, началось, — побелевшие пальцы охранника вцепились в цевье 'Калашникоа', - помоги нам господи.

Елка дрогнула и начала медленно заваливаться набок. Усыпанный сухими иголками дерн был вспорот в нескольких местах поднимающейся массивной плитой и какое-то время его кусок, как кусок пирога на тарелке, балансировал на бетонной поверхности, а затем скатился вниз по наклонной. Через несколько секунд под звук сервомоторов из образовавшегося проема показалась головная часть ТПУ-3.

Одновременно заработали все сто двадцать восемь антенн гигантской микроволновки, разогревая ионосферу над бухтой Линнахамари под Мурманском. Эти антенны были настолько удачно замаскированы под сосны, что, сколько Егор ни вглядывался в иллюминатор вертолета в том направлении, куда ему указывал Скворцов, все рано не мог ничего разглядеть, кроме обычного для этих мест леса из стройных корабельных красавиц. И только, когда они вышли из МИ-40 и крутившие карусель сопровождавшие группу СУшки исчезли в облаках — он, подойдя к одному из 'деревьев и пощупав его, воскликнул 'круто'.

Адмирал Ник Сандерсон стоял на капитанском мостике атомного авианосца 'Моника Кондолизски', названного так в честь первой темнокожей женщины, ставшей президентом США и улыбался. Улыбался, пожалуй, впервые за последние несколько месяцев. Настроение у него было отличное. А чего ему не быть таковым, если новости, поступающие сегодня с утра одна за другой, все были тоже отличными. Вернувшийся с Урала со своим звеном многоцелевых ударных вертолетов капрал Хоугтон доложил о еще одном зачищенном от партизан русском городе, выскочивший из F-38 капитан Поуп, еще метров за тридцать до своего адмирала поднял вверх руку с двумя оттопыренными пальцами. Конечно отлично. Это значит, что у этой проклятой русской группировки стало еще на два истребителя меньше. Еще немного и можно будет начинать массированную высадку войск для окончательного…

Ах, да. Еще звено Диксона не вернулось, но это только дело времени.

— Барнетта, — адмирал обернулся и щелкнул пальцами, — еще чашечку кофе.

Но что это, что это такое? Сандерсон проследил за направлением взгляда выпученных глаз Барнетты и его челюсть медленно поползла вниз. Облака в как всегда низком, сером небе, на этот раз, не были серыми. Они были как бы подсвечены сверху гигантской иллюминацией. Вскоре этот свет стал и вовсе нестерпимо ярким, словно вылупившийся из свинцовой завесы гигантский огненный шар, отделился от нее и накрыл собой и авианосец и расположившийся рядом фрегат и значительную часть бухты Линнахамари. Только адмирал этого уже не видел.

— Вставай Мамай, ты все проспал, — сияющий как новогодняя елка охранник Леша тряс Ильшата за плечо.

А. Что? Все уже кончилось? Мы победили?

— А як же. Ну ты и здоров спать.

— Иех, — Мамаев отвел руки за спину, — сейчас бы еще пожрать чего-нибудь.

— А вон иди в столовую, там как раз ваши чай пьют.

В столовой за покрытым клетчатой скатертью столиком сидели Егор, Волохов и Скворцов. Из носика алюминиевого чайника валил пар. Возле него стояла тарелка с печеньем и восьмисотграммовая банка с джемом.

— Проходи, наливай, — Волохов взял за спинку стул, стоящий у соседнего стола и поставил его рядом с собой.

Мамаев не заставил себя долго уговаривать. Через пару минут он уже выпив стакан чая и съев половину тарелки печенья, отвалился на спинку стула и посмотрев на Скворцова, спросил, — а что вообще произошло-то? Теперь-то можно узнать?

— Теперь думаю можно, — Владимир Евгеньевич взял чайник и налил себе кипятку, — шпионов я думаю, здесь нет, а остатки USA Army ваши коллеги сейчас отлавливают по лесам.

Волохов согласно закивал и взяв пустую тарелку и чайник, пошел на кухню.

— Ну так вот, — Скворцов потер виски кончиками пальцев, — еще до того, как окончательно приказала долго жить радиосвязь, в 'Убежище' удалось перехватить радиограмму уцелевшего американского авианосца.

— Это-то я знаю. Его в доках в Аделаиде ремонтировали.

— Ну вот и отремонтировали. Как ваше начальство и опасалось, этот авианосец и еще один фрегат сопровождения к нам и приплыли. И лихо так начали — с десанта под Белорецк. Там первого 'языка' и взяли. Над ним поработал ваш местный док — вот он все и рассказал.

— Да, наш док дело свое знает, — Ильшат отхлебнул чай из дымящегося стакана, — с ним не забалуешь.

— Ну вот собственно и все, остальное все знают. Правильно я говорю? — Скворцов повернулся к Константину.

— Да, я тоже этот персиковый джем не очень… Мне малиновый больше нравится, — Волохов взял чайную ложку и, зачерпнув из банки джема, густо намазал его на кусок печенья.

Переместившийся с подушки солнечный луч заставил открыть глаза и тут же их зажмурить. Скворцов сел и вытерев рукавом набежавшую слезу, окинул взглядом комнату. Белый потолок и стены. Четыре кровати, одну из которых занимал он, а вторую лысыватый мужчина лет сорока пяти. Две другие были аккуратно заправлены. Больничная палата. Посмотрев вниз, он обнаружил тапочки. Осторожно встал. Немного кружилась голова.

Его сосед едва ли не с головой укрылся спортивной газетой, на обращенной к академику странице которой, футболист со зверским выражением лица бил этим лицом по мячу.

— А, Владимир Евгеньевич, проснулись? — мужчина, сложив газету вчетверо, положил ее на тумбочку, — давайте знакомиться. Подполковник Наливайко Сергей Александрович, — подполковник сел и сунув ноги в тапочки, сделал два шага в сторону Скворцова.

— Очень приятно, ответил академик, и чтобы не повисла неловкая тишина, кивнув в сторону тумбочки, спросил, — как сыграли?

— А — а, пока вы тут спали — наши у бразильцев выиграли, теперь в одну восьмую точно попадут.

— А еще чего такого в мире происходит? — осторожно спросил Владимир Евгеньевич, не имеющий никакого представления о какой это такой 'одной восьмой' идет речь.

— Ну я не знаю, — Наливайко опять сел на кровать и почесав за ухом, взял газету, — Австралийцы возмущаются тем, что мы у их берегов якобы рыбу ловим, Стульчак двойню родила, опять бензин подорожал. Да так, в общем-то, ничего особенного.

— А американцы что?