Демон и легион смерти - Кир Лирик

С момента, когда моя дочь решила с помощью своей мамы выпить Пожирателя, я почти ничего не помню, а в себя пришла лёжа у мужа на коленях.

– Я думал, что навсегда тебя потерял! – услышала я первые слова своего Демона.

Пока я, взяв Молнию на руки, рассматривала богов, пытаясь понять, что, вообще, происходит, к Илвусу подошёл Аригат, снял свой плащ и, накинув ему на плечи, сообщил, что негоже перед дамами сидеть голой задницей в грязи, и попросил отойти с ним подальше, чтобы прикрыть свои телеса. Я заметила, что не одна выгляжу глупо: оба вампира, погибшие на моих глазах, так же сидя на сырой земле и крутя головой по сторонам, не понимают происходящего, а рядом с ними один из бойцов Кирония, которого Пожиратель буквально втоптал в землю, рассматривает свою грудь и тыкает в себя пальцем.

Взглянув на рядом сидящего гнома, который меня рассматривал с нездоровым интересом, я поинтересовалась: – Донор, а что происходит?

Он ответил в своём стиле: – Самое удивительное в этой жизни то, что она до сих пор продолжается!

Больше спросить я ничего не успела, гном, вскочив с места, убежал, а у меня отвисла челюсть, когда я увидела, что он в порыве чувств обнимает Гарпию, с которой они люто ненавидели друг друга. Правильно говорится –«Чужая душа потёмки».

Открылось два портала, в которые ушли князь ночи и богиня сна, а ко мне подошли богини смерти и охоты.

– Девочка, надо поговорить, – обратилась ко мне Микталия, – Я тебе сейчас быстро поведаю о том, что здесь произошло, но правду никто не должен знать.

Я поднялась и, всё так же держа Молнию на руках, кивнула. Повелительница смерти рассказала: как моя дочь через меня поглотила Атона-Макра, и теперь частица Бессмертного навсегда останется внутри неё; как буквально выжгло мою ауру, и я умерла; как явилось само мироздание и вернуло меня и остальных из-за грани, но поставило условие, что моё дитя по исполнении ею пяти циклов должна будет переместиться в родной мир Илвуса и будет воспитываться богом удачи до достижения ею восемнадцати циклов, и только потом сможет вернуться в этот мир. А Дианеллис добавила, что сегодня погибло очень много разумных и не только человеческой расы, и этот мир ещё долго будет помнить Пожирателя Жизни и гноллов, которым он открыл портал в этот мир. Поэтому никто не должен знать, что моя дочь – носитель частицы этого чудовища, иначе от неё будут шарахаться, как от болезненной.

Я стояла молча, кивала, и пыталась хотя бы усвоить услышанное, об осознании сейчас речи не шло. Слишком неправдоподобно звучал рассказ двух богинь, но не верить Бессмертным – смысла не было, они такими вещами не шутят.

Когда к нам подошли Аригат с моим мужем, богиня смерти сообщила, чтобы для остальных Илвус придумал подостовернее историю о случившемся здесь и передал гному, который всё видел, чтобы тот держал язык за зубами, иначе повелительница смерти встретится с ним намного раньше положенного срока. Потом Микталия прямо из воздуха материализовала то ли камень, то ли кристалл синего цвета размером с кулак, сообщила, что это подарок, передала его демонёнку и, открыв портал, удалилась. Аригат посоветовал нам возвращаться в город в объезд поля боя с гноллами, на котором яблоку некуда упасть от количества трупов, и вместе с Дианеллис они так же исчезли в порталах.

Я посмотрела на своего Демона, на нём была новая, не заляпанная кровью и грязью одежда, видимо, в этом поспособствовал бог везения, и спросила: – Ты правда согласился больше, чем на десяток циклов лишить нашу дочь родительского воспитания и заботы?

Илвус кивнул, и я, отпустив Молнию на землю, обвинила его: – Ты не имел права принимать такое решение!

– У меня не было выбора! – твёрдо и, даже не оправдываясь, сообщил он, – Если бы я этого не сделал, то ты и наше дитя были бы сейчас мертвы.

Он был прав – выбора у него, действительно, не было, к тому же он вернул не только меня из мира мёртвых, но и ещё больше двух десятков тех, кто погиб ради выживания нашего мира. И это была справедливая цена, вот только не для материнского сердца. И, не в силах что-либо изменить, я разрыдалась у него на груди.

В столицу все возвращались в разном настроении. Кто-то радовался, как, например, Умарт с Везунчиком, которым приходить из-за грани было уже не в первой, и оба держали за руки своих женщин: Гарпию и Тару. Эльфийка так же вцепилась в Таврона, словно опять боялась его потерять, и оба шли молча. Рядом с Лаконтом семенил гном и не затыкался, изрыгая пошлые шуточки. Бойцы Кирония тоже вели себя по-разному: некоторые ржали, вспоминали нюансы битвы, а некоторые были хмуры, видимо, собственная смерть повергла их в шок. Ни каждый может дальше жить беззаботно, помня, как клинки и топоры врага разрубали собственную плоть. Лишь по волчьим мордам волколаков ничего нельзя было сказать об их эмоциях, но по их резвому бегу и мельканию среди деревьев можно было предположить, что оба не склонны к сильным переживаниям.

По дороге мы встретили трёх конников из гвардейцев императора, это был один из разъездов, которые Кироний послал на наши поиски. Они узнали у нас, что Пожиратель мёртв, и умчались докладывать начальству новости, в том числе о нашем возвращении.

Остаток пути Илвус мне ещё раз рассказал о произошедшем на той поляне, только уже со всеми подробностями, остальным же он сразу объявил, что Пожиратель погиб от его руки, тело Бессмертного испарилось, а к жизни погибших вернула высшая сила, и это можно считать чудом. Про наказание мирозданием богов и про участие нашей дочери он умолчал. Этого объяснения оказалось достаточно. Когда возвращаешься из-за грани, то готов поверить во что угодно, тем более, что гном всё подтвердил, я успела ему шепнуть про угрозу повелительницы смерти и от себя добавила, что если он проговорится, то сбросит лишний вес путём отрезания мною его лохматой головы.

Въезд в город был забит обозами с ранеными, плачущими вдовами и матерями. Сегодня стены столицы будут пропитаны скорбью по погибшим, но завтра начнут возвращаться те, кто решил переждать угрозу вдали от города и вместе с выжившими начнут праздновать победу.

За воротами нас встречали глава безопасности, мой дядя и главный эльф. Кироний с Лугатом нас обняли