Андрей Левицкий - Воин Пустоши

Макота распахнул дверцу, полез наружу. Авиетка надвигалась, вздымая перед собой вал земли. Автомат мешал, он бросил его, встал на подножку. Крылатая машина, проехав еще несколько метров и почти коснувшись лобовой брони железным колпаком пропеллера, нижняя лопасть которого изогнулась дугой, остановилась.

Макота покачнулся, вцепился в дверь. Ноги немного дрожали — но совсем немного. Кружилась голова. Из глубокой царапины на правом запястье текла кровь, кожаный темляк светопилы пропитался ею, потемнел и стал скользким. Ни одной авиетки в небе видно не было — две, оставшиеся целыми, приземлились. И рокота машин не слышно. Зато со стороны Железной горы звучат выстрелы: залегшие вокруг дерева бандиты перестреливаются с небоходами.

Пошел дождь. Мелкий, холодный. Все вокруг подернулось серой дымкой. Окруженный влажной пеленой Макота выбрался на капот «Панча» — и тогда на него прыгнул Туран Джай.

Туран думал, что подобрался к «Панчу» незаметно, но он ошибался. Макота видел его, просто не подал виду. И когда шакаленок прыгнул сбоку, атаман, сцепив руки, врезал ему кулаками по голове. Прежде чем противник упал, схватил его, торжествующе ухмыляясь, поднял в воздух и швырнул на крышу «Панча».

Потом он полез следом. По дороге передвинул кругляш на левом боку в крайнее положение.

Туран упал на крышку люка, скатился с нее и замер, лежа лицом вниз.

Вдруг он понял: шансов у него не больше, чем у щепки в костре. Макота раза в три старше — и он с самого детства обманывал, дрался, убивал… Каким бы опытным и сильным ни казался сам себе Туран в сравнении с собой прежним, ехавшим на отцовском грузовике к Железной горе, в гости к Знахарке и Старику, — он по-прежнему фермерский сын, а по кузову самохода к нему приближается настоящий, безжалостный, многоопытный бандит.

Привстав, он потянулся к обрезу на ремне за спиной, но понял, что того нет, остался в коляске. Тогда он взялся за гравипушку, но достать ее из-за ремня не успел — носок сапога врезался в его лицо и отбросил назад. Туран упал на спину, гравипушка больно вдавилась в поясницу. Из носа, из разбитых губ и рассеченной десны потекла кровь. Сквозь выстрелы и шелест дождя доносились шаги, они были все ближе. Туран перевернулся на бок, снова пытаясь взяться за гравипушку — и получил второй удар в лицо.

Блеклые круги поплыли перед глазами. Приподняв голову, он пожевал губами и выплюнул красно-белый комок выбитого зуба. Потом встал на колени. Мир качался вокруг, звуки стали далекими, глухими.

Макота шагал к нему, окруженный серой пеленой дождя, а еще — блеклым коконом зеленого света.

― Ошибся я, — сказал атаман. В руке его что-то развернулось. Замерцал синий световой диск. — Думал, стал ты волком, но нет… Как был шакаленком, так и остался. Мутант с ними, с теми монетами. Ни за какие деньги это счастье не купишь — раскроить тебя на части, шакаленок.

Капли дождя шипели, мгновенно испаряясь с вращающейся поверхности диска. Макота сделал еще один шаг и ударил.

Туран, выдернув из-за ремня гравипушку, прикрылся ею. Диск скрежетнул, из синего стал красным, треснувшую пушку вырвало из рук, внутри нее взбурлило серебристое вещество, капли его просочились наружу сквозь трещину, появившуюся в прозрачной колбе, — и, вместо того, чтобы упасть, устройство повисло в воздухе, медленно поворачиваясь. Это удивило атамана, на мгновение отвлекло его внимание, и Туран, вцепившись в напоминающую кастет рукоять, рванул светопилу на себя.

Скользкий от крови темляк соскользнул с запястья. Провернув светопилу, Туран ударил Макоту под мышку. Броня ярко вспыхнула, когда два света вошли в противоборство. Диск налился не просто красным — ярчайшим, слепяще-алым. И он не просто зазвенел — зудение его сверлом вошло в мозг.

А потом он повредил что-то, находящееся под мышкой на левом боку атамана Макоты.

Туран не знал, что это, он увидел только, как окутывающий фигуру атаман световой кокон погас.

И тут же, полыхнув, исчез диск на конце серебристого стержня, торчащего из рукояти.

Туран вскочил и что было сил ударил Макоту ногой в живот.

Атаман еще не осознал, что доспех больше не защищает его, вообще не понял, что произошло, и потому даже не напряг мышцы, чтобы смягчить удар. Он упал на спину, корчась и пытаясь вдохнуть.

Снизу раздался оклик, Туран посмотрел туда — под «Панчем» стоял Тим Белорус. Он размахнулся и бросил помповик, который Туран подхватил и навел на Макоту.

Он помнил слова Ставро: поступи с ним так же, как он поступал с другими.

― Щенок! — прохрипел атаман, пытаясь встать. — Шакаленок! Я трахнул твою мать, перед тем как убить! Знаешь, как она выла… — Не договорив, он взвыл, когда Туран выстрелил ему между ног. Потом дернул рукоять, перезаряжая ружье. Гильза, кувыркаясь, полетела в сторону.

Лицо атамана стало маской непонимания, сменившегося ужасом, когда он увидел шевелящееся черно-кровавое месиво у себя под животом, но маску эта расколола улыбка, похожая на безумный оскал, и Большой Хозяин захрипел:

— А брат твой? Когда я нож всадил ему в спину, вот это самой рукой всадил… — Макота поднял правую руку, ухмыляясь в лицо Турану, сжал ее в кулак. — Он тогда визжал, как свинья на бойне…

И снова атаман не договорил — голос его сорвался на визг, который вряд ли ожидаешь услышать от взрослого мужчины, когда Туран, нагнувшись, приставил ствол к плечу поднятой руки и выстрелил во второй раз. Сноп огня прожег ткань, сделав кожу пузырящимся пластиком, а дробь превратила кости и плечевой сустав в мелкие осколки, перемешанные с развороченной плотью. Из ноздрей, изо рта атамана потекла кровь.

Туран снова лязгнул затвором.

Чернота хлынула на Макоту, захлестнула его с головой, но он был сильным человеком. Он вынырнул из океана тьмы и прохрипел, брызгая красным:

— А Бориске я башку прострелил. Он молил, чтобы не трогали сына, но я сначала проткнул мальчишку, а потом уже… Твой отец сразу затих, когда…

Атаман смолк на полуслове, потому что Туран направил обрез ему в лицо, и последнее, что увидел Макота, был зияющий черный колодец ствола, ведущий в ад.

Гром оглушил его, пороховое пламя выжгло глаза, дробь пробила переносицу и лоб, превратив мозг в дымящую кашу.

И не стало атамана Макоты. Его личность пропала вместе с себялюбием, жадностью, жестокостью, силой воли, смелостью, хитростью, вероломством, вместе с его отвагой, его планами и его мечтами стать хозяином земель до горизонта. Все это исчезло, взлетело невидимым дымком к серому небу и растаяло навсегда.

Туран перешагнул через тело, уселся на краю «Панча» и пустым взглядом поглядел на стоящего внизу Тима Белоруса. Шум боя стихал.