Виктор Точинов - Пылающий лед

– Здорово, селяне! Расслабьтесь и принимайте гостей. Мы люди мирные, хоть и вооруженные.

Ну-ну, самое время расслабляться… Может, еще и удовольствие прикажете получать, когда начнете убивать и грабить?

Вооруженный, но мирный человек свой автомат (тот, что не армейский, без подствольника) держал в опущенной руке, дуло смотрело в землю. Но палец лежал рядом со скобой, и огонь чужак мог открыть через долю секунды. Кобура на поясе – застегнутая – не иначе как дополнительно демонстрировала миролюбие своего владельца. Заодно и вооруженность, понятно.

Его сотоварищи тоже расслабляться не спешили: оружие из рук не выпускали, даже тот, что держал в поводу двух коней. Аккуратно рассредоточились, кучей не собирались, – если дело дойдет до пальбы, под пули своих не подвернутся…

– И вам здоровья, – осторожно сказал дед Матвей. Что еще тут скажешь?

– Спасибо тебе, старинушка, на добром слове, пусть и не от души сказанном… Авось да сбудется.

«А ведь он городской и образованный, – подумал Алька. – Хоть и натянул ватник с обрезанными рукавами и сапоги-говнодавы, но городской. Речь выдает».

– Так вот, селяне, – продолжил городской и образованный, – расставим сразу все и всех по местам. Грабить и убивать мы вас не собираемся. Насиловать тоже. И даже объедать не будем, припасы имеются. Мы здесь по казенной надобности, сделаем свое дело и уедем.

Он замолчал, сдвинул предохранитель автомата, закинул оружие за спину. Улыбнулся широко-широко – посмотрите, дескать, какой я и в самом деле мирный…

– Что ж за надобность у казны до нас появилась? – спросил дед. – Или пенсию решили заплатить за семь лет просроченную?

– Фи… За пенсией – это в Питер, к федералам. Портфель справок собери, полгода в очередях поночуй – и получишь компенсацию. Как раз на четвертушку хлеба хватит. Или не хватит, уж как повезет. А мы власть местную представляем. Волостную. Переписчики населения.

– Кто?

– Переписчики. Населения. Тебя перепишем, и тебя, и тебя. И кто тут еще с вами живет, тоже перепишем. Учет и контроль, понятно? Ладно, селяне, откладывайте свой сельхозинвентарь и вон там присядем, пообщаемся.

Он кивнул на самодельный навес, под которым стояли кое-как слаженные из обрубков сосновых стволов подобия мебели. Совсем недавно (но еще в другой жизни, не очень сытной, но хотя бы спокойной) там сидели они вчетвером, и дед балагурил, пыхтя своей зловонной самокруткой… Там же и обедали в теплое время, если было чем обедать.

– Давайте, давайте, селяне, – поторапливал чужак. – Раньше сядем, раньше закончим. Мы люди казенные, нам еще объехать две точки сегодня надо, да и домой засветло возвратиться хочется.

– Как же называть тебя, казенный человек? – спросил дед Матвей.

Похоже, старый несколько успокоился. И в самом деле, когда хотят убить и ограбить людей, заведомо более слабых, политесы с разговорами затевать ни к чему. Но Альке все происходившее решительно не нравилось. Не кончится добром, ох не кончится…

– Зови меня, старинушка, по-простому, по-свойски: ваше благородие. А вопросов мне больше задавать не надо. Если совсем уж невтерпеж, сначала спроси разрешения. Спрашивать здесь буду я, а вы отвечать, правдиво и честно. Потому что уклоняющихся от переписи мы наказываем в административном порядке, согласно предписанию: вешаем на ближайшем дереве. А у вас тут не далекие степи Забайкалья, деревьев хватает, каждому по персональной сосне выделим. Доступно излагаю?

Вот так… Знайте свой шесток и помните: безоружный всегда раб вооруженного. По крайней мере сейчас и в этой стране.

«Благородие» сделал знак своим подручным. Те, что оставались в седлах, спешились, один собрал поводья всех пяти лошадей, повел их куда-то в сторону, за деревья. Другой чужак уже уселся за чурбаком, заменявшим стол, разложив на нем здоровенную книгу с разлинованными страницами. Альке показалось, что переплетена она кустарно, вручную, и страницы тоже разлинованы от руки.

Пулеметчик со своей машинкой отошел, пристроился поодаль на небольшом пригорке, настороженно поглядывал по сторонам. А последний бандит (пардон, переписчик населения) решительно пошагал к хибарке, по-хозяйски распахнул дверь, зашел внутрь.

– Э-э-э… – протестующе протянул дед Матвей и начал было вставать с грубо вытесанной лавки, на которую едва успел присесть.

– Сядь! – рявкнул «благородие». – Досмотр хозяйства! А кто уклоняется… – Он махнул рукой в сторону ближайшей сосны. – …согласно предписанию. Доступно излагаю? – повторил он.

Официально считалось, что легкий ракетный крейсер «Истанбул» – водоизмещение 2270 тонн, длина 102 метра, экипаж 289 человек – находился в День Станции в районе боевого дежурства, в северо-западной части Балтийского моря.

На деле же крейсер двигался в обход Скандинавии, направляясь в Баренцево море – очередное усиление эскадры Исламского Союза. Двигался, естественно, под прикрытием «зонтика», невидимый для радаров и спутников, и соблюдая полное радиомолчание – обнаружить корабль можно было лишь вблизи и лишь визуальными средствами разведки.

А затем случилось то, что случилось, – страшный катаклизм потряс недра планеты, пришла в движение дремавшая в глубинах магма – и на поверхности океаны откликнулись, отозвались гигантскими цунами…

«Истанбул» исчез. К эскадре в Баренцевом море легкий крейсер не присоединился, на Балтику не вернулся, на связь больше не выходил. Поначалу исчезновение боевого корабля прошло почти незамеченным. Правительства – там, где уцелели правительства – подсчитывали потери более крупные: сотни смытых в океан городов и поселков, десятки взорвавшихся АЭС, сотни миллионов погибших людей…

Позже, когда хаос не то чтобы превратился в порядок, но стал более управляемым, про «Истанбул» вспомнили. Восемь пусковых установок, тридцать две тактические ядерные ракеты, способные пролететь пол-Европы, два реактора последнего поколения, основной и резервный… О таком не резон забывать.

Крейсер считался непотопляемым. Конструкторы и строители кораблей часто именно так характеризуют свои детища и всегда что-либо не учитывают. Создатели «Титаника» не учли айсберг, который ну никак не мог дрейфовать в таких низких широтах в такое время года – однако дрейфовал…

Конструкторы «Истанбула» оказались более предусмотрительными. Считалось, что никакая естественная причина не могла отправить легкий крейсер на дно, да и людям, оснащенным самым современным оружием, пришлось бы для этого изрядно потрудиться. Гарантией непотопляемости «Титаника» считались одиннадцать водонепроницаемых отсеков – как выяснилось, лишь относительно водонепроницаемых: переборки между ними не доходили до палубы. На «Истанбуле» счет действительно герметичных отсеков шел уже на сотни. Любой, даже самый малый отсек – боевой, технический, жилой – при тревоге автоматически задраивался (а при отказе автоматики – вручную) и был снабжен автономными системами жизнеобеспечения, позволяющими оказавшимся на дне людям дожидаться спасения в течение месяца. Фактически по этому параметру «Истанбул» можно было назвать подводной лодкой – неспособной, правда, к самостоятельному всплытию.