Озаренный Оорсаной 2. Путь Жреца (СИ) - Вайт Константин

— Ну, конечно, но сначала я должен спасти мир! Все правильно? — Я усмехнулся ему в лицо, у меня никак не получалось успокоиться. — Это, как в плохих книгах: героя ставят в безвыходную ситуацию, и только он один может всех спасти. Я, возможно, покажусь вам несколько эгоистичным, но желание пожертвовать своей жизнью ради абстрактного блага большинства у меня пропало в возрасте двадцати пяти лет.

— Я понял тебя! Меня обманул твой внешний вид. Когда я проводил ритуал, мне показалось что тебе от тридцати до сорока лет, а здесь передо мной стоит наглый подросток.

— То есть, наглого подростка вы собирались использовать втемную, а раз со мной номер не прошел, решили договориться? Поманить меня конфеткой и пригрозить кнутом? — дед, судя по всему, был хорошим актером — весь его вид демонстрировал раскаяние и вызывал жалость. У меня уже не было сил и желания злиться на него.

— Да выслушай ты его! — раздался в моей голове раздраженный голос Никоса. Вот только его мне не хватало! — Настоятель дело говорит. Слышал я о печатях богини. Она так выбирает себе служителей. Лучезарная не ошибается! Ты ей нужен, и твой долг — исполнить ее повеление!

«Еще один долбаный фанатик», — чертыхнулся я про себя. От жреца не укрылось мое вновь проснувшееся раздражение. Он удивленно приподнял брови и миролюбиво произнес:

— Ну, что мы лаемся, как старые псы. Давай уже спокойно поговорим. Тяжело мне столько стоять, идем. — Жрец двинулся вперед, не оглядываясь на меня, и открыл в стене неприметную дверцу, — заходи, посидим.

Глава 4

Пройдя вслед за жрецом, я оказался в маленькой комнатке. Настоятель слегка махнул рукой и под потолком зажглись светильники. Комната была скромной. Посередине стоял большой каменный стол, по сторонам от него разместились две каменные, слегка протертые, лавки. Он устало опустился на одну из них.

— Стар я стал, немощен уже. Лучезарная не в состоянии больше поддерживать жизнь в моем теле. Уйду я скоро, — жрец печально покачал головой и по-старчески причмокнул губами.

Я устроился напротив него. Какое-то время мы сидели молча, потом я не выдержал:

— Так что там с печатью богини? Чем мне это грозит, и как от нее избавиться? — спокойным голосом поинтересовался я.

— Не спеши, расскажи мне сначала о себе. Кем ты был в своем мире? Ты из технического мира? У вас есть магия? — в его голосе было искреннее любопытство.

— Магии у нас нет. Ну, во всяком случае, официально. Может, и существует, но до попадания сюда я не верил в нее. Был простым предпринимателем. Владел несколькими магазинами. Да вот, собственно, и все, — я развел руками.

— Магии нет. Печально. Торговец, — он поморщился, — плохо. Ты не был воином? Знаю, что так бывает. Сначала воин, потом торговец.

— Нет, я точно не был воином.

— Плохо, — он задумчиво пожевал губами, глядя на меня, — скажи мне еще: ты — самоубийца? Я выловил твою душу, когда ты умирал. В чем причина? Если ты не воин, значит, в момент смерти не сражался.

— Нет, не самоубийца, просто так сложились обстоятельства, — я не стал вдаваться в подробности.

— Хоть какой-то плюс, — жрец прикрыл глаза и замолчал. У меня сложилось впечатление, что он даже дышать перестал.

— Эй! Вы еще здесь? — негромко произнес я.

— Думаю. Какой с тебя толк? Правильно я говорил богине: жители серых миров никуда не пригодны, да и сами они серые. И ты — яркий представитель такого общества.

— Я не рвался в герои. Спасибо, конечно, что дали мне второй шанс. Но я не считаю себя обязанным вам, — немного помолчав и видя, что дед никак не реагирует, я добавил, — вы обещали рассказать мне про печать, и как с ней быть.

— Печать… это отблеск благословения Оорсаны. Люди, которые ею отмечены, выделяются среди других. Но если ты отринул Оорсану — жди беды.

— Отверженная женщина отомстит? — я попытался перевести его слова в шутку, но жрец даже бровью не повел.

— Тебе через три года придется идти служить. Любой зверь чует издалека носителя печати богини. Да и в простой жизни с ней тяжело. Люди подсознательно начинают завидовать обладателю благосклонности Лучезарной. Чем дольше ты носишь отметку, тем сильнее будешь ощущать негативное отношение к себе окружающих. Сначала — неосознанное неприятие тебя, затем недовольство, которое, в конце концов, может превратиться в ненависть.

— А если я выполню волю вашей богини, они сразу меня полюбят?

— Кончено, — он удивленно посмотрел на меня, — минус сменится на плюс. С печатью Лучезарной ты сможешь стать известной и уважаемой личностью. К твоим словам будут прислушиваться. Ты будешь избранным, и окружающие будут это чувствовать.

— Не очень мне нравится такая картина. Нет, конечно, стать известным неплохо, но быть должным богине меня напрягает. Так как мне избавиться от печати?

— Стать верным жрецом, выполнить волю богини, или попросить Лучезарную избавить тебя от отметки.

С одной стороны, то, что рассказывал настоятель, меня не сильно пугало. Ну, будут ненавидеть, испытывать неприязнь. Это, вроде, не смертельно. С другой стороны, если подумать, в этом мало приятного. Дружить и общаться с людьми со временем может стать проблематично. Опять-таки, эти чертовы бароны. Да и мало ли что еще. Если трезво помыслить, то от печати надо избавляться, и чем скорее — тем лучше. Вот только… какую цену за это придется заплатить?

— Жрецом я становиться не хочу. Да и мало я об этом знаю. Расскажите мне, — попросил я настоятеля. Уж кто, как не он, сможет меня просветить.

— Быть жрецом достойно и почетно. Это почти то же, что быть магом.

— Да, но маги зарабатывают своим умением, а жрецы — что?

— Раньше жрецы ценились повыше этих ваших магов, — с презрением произнес он, — сейчас другие времена. — Жрец снова впал в задумчивость.

— Я не смогу заряжать накопители, не смогу вне храма делать артефакты, не смогу лечить и создавать заклинания, если я не в храме. А что я смогу? — продолжал выпытывать я.

— Вне стен ты будешь равен по силе двоечке, а в стенах — четверке или пятерке. Для многих даже уровень двоечки является недостижимой мечтой, тем более, не тебе, нолику, морщить нос! — жестко припечатал он меня.

— Ладно, но есть другой вариант: вы говорите, что Оорсана может снять с меня печать. Что для этого надо сделать?

— Всего лишь посетить ее, — спокойно произнес жрец и посмотрел на меня своими полупрозрачными глазами.

— Посетить богиню? — я рассмеялся. — Вы шутите?

— Да нет, я совершенно серьезен. В этом нет ничего удивительного и невозможного.

— М… грибы есть, надеюсь, не придется? Вообще, не хочу оскорбить ваши чувства, но мне и вправду тяжело поверить в существование богини.

— Как интересно ты сказал: «поверить в существование». В нашем мире никто не сомневается в существовании богини. Но верят в нее не все. Улавливаешь разницу?

— Эм… не совсем.

— Все знают, что она существует. Да, мало кто лично с ней общался. Но ты же не сомневаешься, что у меня есть сын? Хоть вы с ним и не знакомы. Ты веришь в его существование. Хотя ни разу его не видел. Так и здесь — богиня существует, и все об этом знают. Но верить в богиню — значит, доверять ей. Доверять свои беды и радости, делиться горем и успехом. Просить помощи, и самому оказывать ее. Уловил разницу?

— Уловил — я согласно кивнул головой, — к чему вы вели?

— К тому, что сегодня вечером мы отправимся к богине, и ты сможешь задать ей все свои вопросы, — он поднялся с лавки, показывая, что разговор окончен.

Выйдя вслед за жрецом из храма, я огляделся. Небольшая площадь была пустынна. Вообще, монастырь со стороны выглядел совершенно безжизненным. Я бы сказал даже — заброшенным и неухоженным. У нас в кино обычно монахи целыми днями убирались, натирали до блеска площадь, сидели в медитации или молились. Здесь же не ощущалось ни капли жизни. Непонятно, чем вообще занимались тут жрецы.

Устроившись на скамейке, я подставил свое лицо теплым лучам солнца. Было хорошо сидеть и ни о чем не думать, но я не позволил себе расслабиться.