Дмитрий Старицкий - Оружейный барон

— Командир?

— Пока затишье образовалось, забирай ходячих раненых и дуй через мост на наш берег. Организуй доставку нам патронов, вторым рейсом — снарядов. А то мы скоро пустыми останемся. И узнай точное время, когда минеры все закончат. Пусть закругляются. Моя бабушка говорила, что хорошенького — понемножку.

Перераспределили расчеты и выпустили раненых через задний люк, благо еще скальная поверхность берега под ногами, а не сам мост.

Тавор сползал между колесами к штурмовикам, посчитал их раненых и узнал, как там вообще у них дела. А дела хреновые. Кожухи обоих пулеметов «Гоч-Лозе» пробило шрапнелью. Ручной «Гочкиз» уцелел, отделался одним разбитым диском. Шестнадцать убитых. Остальные все ранены. В разной степени. От царапины до… страшно даже выговорить. Патронов мало. Гранаты еще есть — не расходовали.

Раненые ушли по крайним пешеходным дорожкам моста, укрываясь за толстыми брусьями ферм. Посередине моста ходить несподручно — между шпалами свободный полет до реки метров двадцать. Сплошного настила нет для облегчения конструкции.

Оставалось ждать, когда затишье окончится и царцам снова приспичит охреневать в атаке на пулеметы. Впрочем, я уже говорил, что мы вряд ли больше десяти процентов их на ноль помножили. За весь бой. И это при абсолютном нашем преимуществе в автоматическом оружии. Однако… Война совсем другая оказалась, чем та, к которой меня готовили в Российской армии.

Открыли все двери и люки, поскольку внутри бронекапсулы жара стояла несусветная — двигатель от нас только сеткой отделен. Пусть продует пока наш пепелац свежим речным ветерком…

На всякий пожарный оттянулись внутрь мостовой фермы вместе с платформой, на которую удалось собрать всех наших убитых горцев.

Жаль парней. На моей совести они — что стоило заранее озаботиться защитой от шрапнели? Сколотить примитивную крышу из досок над платформой хотя бы?

А кто не додумал?

Командир не додумал.

Конструктор не додумал.

Кобчик не додумал.

Плохо я провел свой первый бой. Плохо. А как-то все мнилось по-другому. Враг оказался и храбрей, и упорней. И что удивительно — людей совсем не жалеет. Но не дурак, далеко не дурак. Как только понял, что солдат кладет в атаках напрасно, — прекратил.

— Прикроете нас? — спросил заглянувший в люк лейтенант горных егерей. Фамилию не помню его. Вылетела из головы. Гуляли как-то раз вместе в ресторане и в «Круазанском приюте» перед налетом на контрразведку.

— Что задумали, лейтенант?

— Да вот хотим с ребятами, пока дым от фугасов не разошелся, пошарить по полевым сумкам царских офицеров, что на поле валяются. Вдруг что полезного из документов найдем? А может, и языка целого, разве что покоцанного, притащим.

Видя мою некоторую рассеянность, добавил:

— Дело для нас привычное, господин комиссар. Абы кого я не пошлю.

— Ну смотри, под твою ответственность, — решился я и щелкнул крышкой часов.

Господи, да еще полудня нет…

А я весь выжатый как лимон.

Тавор оказался сообразительней меня. Или кто уж ему там что подсказал дельного из местных железнодорожников. Главное, что он сообразил вместо того чтобы таскать патронные ящики в руках, подогнать платформу, толкаемую маневровым паровозиком с разъезда. На ней все и привезли — и санитарные сумки, и патроны, и снаряды. И бойцов свежих он подогнал на погрузку-разгрузку.

Обратно они увезли на левый берег наших лежачих раненых и убитых.

Враг также времени не терял, и хотя пехотных атак больше не предпринимал, зато перекатил пушку на более удобную позицию, поближе к нам. А мы это из-за задымления зевнули. И хорошо так получили метров с трехсот. Шрапнелью на удар. В командирской башенке от удара разошлись швы, брызнув клепками. Но я уже скатился на пол вагона. Успел! Рядышком совсем прошла Косая…

Ничего подозрительного никто не увидел. Пришлось словесно напинать всем задницы за разгильдяйство, хотя тут моя вина — это я должен был назначить наблюдателей как командир. Но на месте выстрела пушки уже не наблюдалось. На руках укатили.

С этого момента любые подозрительные передвижения царцев мы отслеживали и были готовы ко всему. И как только ствол орудия, отблескивая на солнце, показался между крайними вагонами на разъезде, то, не давая им возможности развернуть пушку в нашу сторону, жахнули туда снарядом с экразитом. Потом еще такой же фугаской залакировали. И еще… для большей верности. Сами канониры без моей команды.

Как же там полыхнуло пожаром! Смотреть больно — наши же трофеи горят.

— Командир, у вас кровь на голове, — сообщил вахмистр.

Я вынул из кармана бинт в стерильной упаковке из пергаментной бумаги — сам дома клеил, и попросил:

— Перевяжи.

— Вам в госпиталь надо, — проявил вахмистр заботу.

— Еще чего, — возмутился я. — С такой царапиной?

К этому времени и егеря вернулись со своего поиска. Доложились, не дожидаясь, пока меня закончат перевязывать. Нетерпеливые какие. Хотя есть чем хвастать: шесть планшеток офицерских принесли, три бинокля, шесть револьверов и шесть сабель. Документы, удостоверяющие личность и по одному галунному офицерскому погону для отчета. Один погон — капитанский. Как видно, их ротный личный пример подавал.

— Живых не осталось, раненых они за собой уволокли, — доложил лейтенант егерей. — И главное, винтовки у них у всех старые, однозарядные. Мы их брать не стали. И стрелки все мужики в возрасте. Даже бородатыми ходили при жизни. А до двух еще офицеров добираться оказалось стрёмно, не взыщите. Побереглись.

— И так неплохо, — посмотрел я на кучку трофеев довольным взглядом.

Я оставил горцам все трофеи, кроме планшеток и удостоверений личности, но предупредил:

— Смотрите, лейтенант, и другим накажите, чтобы не хвалились трофеями перед имперцами. Те этого не любят. Меня в прошлом году за трофейные револьвер и часы чуть не расстреляли. Мародер, говорят.

Лейтенант сделал удивленное лицо, потом возмущенно выдохнул:

— Варвары.

Мне осталось только руками развести.

Тут и Тавор снова паровоз пригнал. Доложился:

— У саперов все готово, командир. Можно уходить.

Зацепили паровозом броневагон и медленно, осторожно ощупывая стволами вражеский берег с длинным шлейфом черно-оранжевого дыма, покатили через реку на свою сторону, уже освобожденную от врага.

Как съехали с моста, приказал дать прощальный гудок царцам. На-кась выкуси, фиг тебе, а не Савву Кобчика и его бронепоезд!

И такая эйфория по жилам побежала… Ка-а-айф!

Первым делом обиходили серьезно раненных бойцов и вместе с пленными (в отдельном закрытом вагоне) отправили их на узловую станцию, в лазарет там или в санитарный поезд определить — что первым подвернется. Приспособили под транспорт второй маневровый паровозик с разъезда и пару пустых вагонов — вдруг дождь польет? Но перед этим каждому надо было подписать сопроводительную бумагу, не то без нее бойца в любом медицинском учреждении, помимо перевязочного пункта своего полка, за дезертира примут и на повязки не посмотрят. Хорошо, унтера горские грамотные быстро разобрали ранбольных между собой и все составили. Мне только подмахнуть оставалось. Вот чистая тетрадка в клеточку из трофеев и пригодилась.