Александр Уралов - Долгий дозор

Эх, Лилька, Лилька. Не могу я позвонить твоему отцу пока! Не могу! Я и так уже старости Володе наговорил всего, что может быть перехвачено, запеленговано, понято правильно… даже семижды семь раз поганым атом-старикашой, пауком паршивым, да сгниёт он в своих ямах вовеки веков!

Впрочем, почему бы и нет? Коротко, если, а? Всё равно он уже со старостой Володей говорил! Ромке-джи он категорически запретил сейчас на связь выходить, звонить кому-либо. Если кто перехватит звонок, то по одному голосу будет понятно, что лежит в пустыне дармовой калаш со шлемом, и куча разных мелочей, каковые дозорные воины с собой таскают. Ох, шатунам подарок!

А Лилька тоже, как и они, в пустыне выросла. Знает, что дозорному на ларинги звонить никак нельзя! Мало ли кто рядом с ним пеленг выискивает? Терпи, терпи, губы в кровь кусай, но не звони! Не то одним-единственным пустяковым «Как ты там?» можешь ты его на муки нестерпимые отправить… и всю оставшуюся жизнь себя терзать — зачем, зачем, зачем я ему позвонила?!!

Егор активирует ларинги.

— Да! Да-да-да! — кричит в уши радостный Лилькин голос. — Егор, это ты? Егор, как вы там?!

— Молчи, — хрипло перебивает он, надеясь, что Ромка-джи не слышит его. — Лилька, слушай, Лилька… — и замолкает, собираясь с мыслями.

Лилька умолкает. Он слышит только её участившееся дыхание. Терпи, девочка, терпи. Дай с мыслями собраться…

— Парень твой жив, — говорит он, и добавляет. — Он контужен. Заикается немного, но придёт в норму, — и слышит, как сбивается ритм Лилькиного дыхания и даже успевает удивиться — девчонке и пятнадцати нет! Откуда у них такая сила? Такое мощное, сметающее всё понимание того, что нет на свете ничего важнее, чем тот, кого ты любишь?

— Я отключаюсь, — говорит он через силу. Через силу — потому что не хочется снова оставаться одному.

И отключается.

Нет, как вы на это посмотрите? Связь, всеобщая Сеть, которой можно пользоваться с трёх лет — ему недоступна! А точнее — ха-ха! — доступна, но нельзя.

— Что т-т-ты там бормочешь, Ег-г-горка? — устало спрашивает Ромка-джи.

— Вслух думаю. Ты, иди, давай! Если плохо станет — скажи. Мне. Хорошо?

— Х-хорошо, — отвечает Ромка-джи и снова умолкает, а через минуту начинает бормотать, всхлипывая.

Пишет Ромка-джи. Пишет и пишет… пишет всё, что Зия говорит. Мол, надо это знать. Пишет, хотя у него малый солдатский комп, почти детская игрушка. Часов на сто записи, не более… память маловата. Впрочем, пусть слушает, пишет и запоминает. Меньше о контузии думать будет. А то после его приступов и воды уходит — не меряно, отпаивать его… да и при деле всё-таки. Тянуть постромку всё равно толком не может — так, одна видимость…

Долгий же в этот раз дозор у нас с тобой получился!

Где-то болтаются сейчас осиротевшие «комары»? Переключились, поди, на комп Зии… а толку что? Из Зии комп не вытащишь — имплантирован комп… аккурат в нервную систему, навечно. А Зия — не жилец, не жилец… эх, до чего же не повезло, — жаль человека! Так и будут годами «комары» над его могилой болтаться? Наверное. И денно, и нощно будут висеть полупрозрачным облачком, прячущимся в расщелинах скал на время песчаных бурь… и редея год от года. И где-нибудь лет через двадцать остается только один «комар». Он будет неподвижно висеть над сравнявшейся с поверхностью пустыни могилой… и ждать команды. И в один жаркий день вдруг упадёт. Быть может, ещё отчаянно пытаясь планировать на маленьких крылышках, или просто свалится на песок и глину. Какое-то время будет копошиться, упрямо пытаясь взлететь… день, два, три… и через некоторое время — затихнет. И кончится последняя примета, если бы кто захотел эту могилу отыскать. С этого дня навек исчезнет тело Зии с лица земли, ибо даже демонам не дано будет найти его среди триллионов одинаковых песчинок и камней, среди развалин, скорбно однообразных в своей унылой безликости.

Песок шуршит… песок-песок-песок-песок… что за напасть? Ведь даже староста признаёт, что были здесь когда-то леса и озёра. Были! Фильм-файлы по истории тому подтверждение. И жили в красивом городе Озёрске весёлые, красивые и счастливые люди. Любили, рожали, сходились и расходились.

Чума! Чума на вас! Как же вы допустили всё это? Как?

Глобальное Потепление… это мы понять можем. С этим не поспоришь… но как же вы расползлись, раздробились на мелкие кусочки, — вы, легендарные Старые Люди? Выходит, на Луну летать вам было проще, чем вместе жить?

Нет… это неправильно. Зря он так. Мало ли, чего там у них было? Может, как и Егор сейчас, они могли оставить за собой оправдание… но напрямую его оставить было нельзя? И оставили они лишь намёки, подсказки, знаки…

Или просто… просто они не думали о том, что через много-много лет какой-то там ихний потомок, «дикарёнок» Егор, будет брести по раскалённому песку и спрашивать их об этом?

Яхты. Они здесь плавали. Неподалёку, во всяком случае. Белые яхты…

— Где он, Савва? Где этот поворот? — бормотал умирающий Зия. — В каком месте история прекратила течение своё, в каком времени? Сеть… три — три! — уровня сети, это ты всегда был прав. Нам доступны полтора… ох, да перестань ты, убери скальпель — больно же, больно! Не скажу… не скажу… я не знаю! Ну не хотят они допускать нас, как ты этого не поймёшь? Дожди… я люблю дожди… Хитрый ты, Савва… блистательный Савва… жестокий Савва… Савва… ты даже демонов жалеешь, имам-доктор. Вот в чём твоя жестокость! Жалея одних, ты не…

Демоны… церберы-демоны… не пустят. Всё равно не пустят! Что-то домыслим, а что-то украдём — наука!.. Никак нет, господин, не смогли. Виноват… огнём, огнём-то за что? Больно!.. Помоги, Ленка! Леночка… помоги! Динара, солнышко, дай папе воды! Динара, Дина… ох-х-х, как горячо, не могу больше! Больно мне, больно! Савва, Савва, догони её! У неё вода!

— Егор… Ег-горка! — голос Ромки-джи болезненно ввинтился в голову заикающимся визгливым переполохом.

— Ну, чего тебе? — устало сказал Егор.

Идти было не так уж и далеко, но Егор чувствовал, что страшно вымотался. Дед как-то говорил ему, что доводить себя в дозоре до истощения может только дурак. Какой из тебя воин, если голова, как колючками набита… и все мысли только о том, чтобы напиться вдоволь воды и уснуть где-нибудь в тени развалин, накинув капюшон комбинезона и подняв повязку по самые воспалённые веки.

— Что там опять?

— Зия… от-отходит он…

Егор никак не мог привыкнуть к новой манере Ромки-джи разговаривать. Какие-то слова он произносил на вздохе, как бы задыхаясь… какие-то — выпаливал ломаной скороговоркой… пойди, разбери его, когда в висках и затылке вырос шипастый ген-саксаул… и тычет в голову, сволочь, прямо изнутри…