Ужасное сияние (СИ) - Платт Мэй

Шон показал пальцем вперёд:

— Эй, поглядите. Там раптор… и я знаю, чей. Кислотная Бабка, ею Леони Триш управляет. Леони была там, с Дрейком. Вы всё-таки из-за меня всё затеяли? Опять хотите какие-то эксперименты проводить?

— Нет.

Энди всматривался, щурясь в очках. Шон мотал головой, отросшие тёмные волосы хлестали Сорена по шее. Омерзительно — так и тянуло его оттолкнуть: держись подальше и не дыши, пока не помоешься три раза в дезинфекционных растворах.

— Мы приехали, — сказал Энди. Сорен едва успел схватиться за поручень: раптор остановился так резко, что он едва не влетел своим и без того пострадавшим лицом в приборную панель.

— Что, будем торчать на болоте? — не удержался он. Они с Роули переглянулись, когда Энди выбрался нарушу. Шон спрыгнул следом. Сорен покинул раптор последним: его укачивало и тошнило в топающей машине, он успел возненавидеть разом все пустыри за пределами куполов, неважно, ряска или болото, но до сих пор путешествие казалось безопасным. Даже та братская могила не произвела на Сорена особенного впечатления: просто много сгоревших людей, их жалких жилищ и пожитков. Огонь давно утих на пепелище, а койоты не приближались настолько, чтобы встревожить Сорена.

«Приехали», — мысленно повторил он и попытался перехватить пустой, отсутствующий взгляд.

Энди Мальмор безумен, внезапно осознал Сорен. Рационально, логично безумен, потому что нельзя остаться в своём уме после того, как стал причиной конца света, даже если пытался остановить, даже, даже.

«Он и его сестра. Оба сошли с ума, и вот что из этого получилось: выродившаяся пустота земель, мёртвый ГМО-камыш. Объединённые Полисы Ме-Лем, Пологие Земли. Рукотворный мир, неумелая поделка».

Сорен тронул свою поддельную, как целые города и километры модифицированных растений, челюсть, которая ощущалась совершенно живой и тёплой, и только чувствительность пропала, а по ночам ему снился ледяной жар, кипящая цитоплазма клеток. Дана Мальмор с её поцелуем.

«Ты можешь остановить это?»

«Нет, — ответил себе Сорен. — Я буду держаться рядом, и… если что попробую».

Рядом с раптором, который Роули смешно обозвал Кислотной Бабкой, стояла молодая чернокожая женщина в униформе най-рисалдара. У неё были короткие, окрашенные в разные цвета волосы, бионическая рука — тоже в пятнах краски. Вместо одного глаза — протез. Сорен почти не удивился, когда следом из «Бабки» выскочил Эшворт Таннер.

— Как это мило: все в сборе, — только и проговорил он.

Технические чудеса базы приводили Нейта в восторг, а Леони почему-то всегда ухмылялась немного свысока; однажды он обиделся, а она сказала: «Да потому что тут почти ничего нет, пять бараков, десяток ангаров и тарелка полигона, вот и все достопримечательности. Небось, когда в полис попадёшь, штаны намочишь от восторга». Нейт тогда почему-то тоже обиделся, но потом, после того, как объявили о переводе в Ирай (об изгнании, думать иначе он так и не научился), решил — зато хоть полис увижу. Пускай Ирай — последний рубеж, Ирай — защита мира от пустыни Тальталь и скопища аладов, не совсем то же самое, что другие, «настоящие» города.

Сейчас, стоя на улице из очень гладкого камня — полимерного бетона, может, как на полигоне, — и рассматривая сполохи огней, высоченные дома с тонкой резьбой ракушечных граней, замершие на улицах глайдеры и автомобили на антигравах, какие-то столбы и знаки, Нейт думал лишь о пустоте, о том, что этот полис — самая неприятная и неправильная штука на свете, и он готов умолять Дрейка: забери меня отсюда, ну пожалуйста.

Ему ухмылялась отовсюду голограмма с серебряными волосами, словно какой-то навязчивый и злобный призрак. Каллисто, прочитал Нейт на какой-то анимированной трёхмерной афише, где эта «русалка» выступала с «советами горожанам». Зубы у неё были из речного жемчуга — мелкие, белые, с перламутровым блеском. Нейту они казались заострёнными, не как у койотов, а скорее как у рыб-хищников, в деревне их называли «кусачками» — блёклые тени, живущие на глубинах и способные обглодать бизона до костей минут за пять. Каллисто обещала беду и насмехалась.

«Пошла ты».

«У нас всё нормально. У нас с Дрейком».

Вот только Дрейк молчал и как будто терял цвета. У Нейта не получилось бы объяснить — в смысле, Дрейк всегда был не очень-то «цветастым», чёрт его подери, с этой его белёсой кожей, розовыми веками и ушами, с блёкло-голубыми глазами. Теперь он становился ещё и каким-то прозрачным; Нейту вспомнились картинки, уцелевшие в другом городе, древнем и погибшем во время Катастрофы: выцветшие и погасшие, местами прочная бумага уцелела и показывала буроватую изнанку, местами сверхстойкие чернила просто растеклись, потрескались, потерялись.

Дрейк был картинкой, Дрейк был куклой. Нейт взял его за руку — она оставалась тёплой, но тоже неправильно, как будто внутри уже начала остывать, и этот процесс скоро дойдёт до верхних слоев кожи.

Нейт едва не орал.

А потом увидел людей: трёх девушек, вернее, двух девушек и одну мелкую пигалицу. Две старшие смотрелись похожими друг на друга, как сёстры: невысокие, худые; они цапались, одна — в комбинезоне, — болезненно баюкала явно раненую руку. Вторая натягивала капюшон чёрного балахона и сжималась, как озлобленный хищник. Девочка вряд ли была их сестрой — смуглая, темноглазая, кудрявая. Обе упустили мелкую, та кинулась к Нейту и Дрейку, крича: «Люди!»

— Ну люди, и чо, — пробурчал Нейт, а сам потянул Дрейка, снова замершего сломанными часами — еще одной находкой из старого города. — Смотри, там какие-то девчонки. Это хорошо, да? Значит, полис не…

«Не вымер».

Ну, или не совсем.

— Щас их спросим, чего куда. Потом вместе выберемся, ага? Всё нормально, Дрейк. Дрейк?

Тот с усилием кивнул. Взгляд Нейта соскользнул на руки: свою и Дрейка. Собственная — розовая с веснушками, была особенно живой на фоне тусклой серости. В какой-то момент Нейт осознал, что видит сквозь ногти Дрейка: витки капилляров, мышцы, крепления фаланг.

«Прекрати, пожалуйста, прекрати».

— Дрейк.

«У меня дыра в голове», — почти ответил он, почти заорал в ответ Нейт, когда девчонка до них добежала и сама вцепилась грязными пальцами в переплетение «настоящей» и «неправильной» кистей.

— Свет, — сказала девочка.

— Чего? — две девицы бежали к ним.

— Ты тоже свет.

— Эй, в смысле? — пигалица была лет на десять младше Нейта, а вела себя нахальней козовера в чужом огороде. — Чё?! Какой ещё нахрен свет?!

— Ты.

Пигалица закатила глаза.

— Ты тупой. Покажи свой свет, — она явно кого-то цитировала, потому что голос менялся и начинал дрожать. — Должен знать же, как. Мы разбили стекло и теперь влипли. Пойдём отсюда…

— Нет.

Одна из девушек — та, что в капюшоне, — вцепилась в розовую футболку пигалицы.

— Хезер, перестань. Ты обещала вернуть меня домой. Мы дома, Хезер. Всё хорошо, мы сможем теперь…

— Папа мёртв, — пигалица Хезер вырвалась. Она зарыдала почти без всякого перехода, как умеют только дети. — Из-за вас обеих! Ты вообще его убила! — это она адресовала раненой.

— Я не… слушайте, вы ещё кто такие? «Свет».

Раненая уставилась в упор на Нейта:

— Ты тоже поубивал кучу народу, да? Ещё и вон труп с собой таскаешь, это какой-то сраный жест раскаяния?

Когда она проговорила слово «труп», Дрейка передёрнуло, как от судороги или мучительного спазма. Рот распахнулся, по подбородку, стекая на грудь, поползла слюна. Вокруг глаз появились чёрные круги; обоняние Нейта уловило тонкий запах гнили — немного кислятины, немного сладкого.

— Дрейк, нет, — Нейт панически вцепился во второе блёклое запястье. — Вы, отвалите нахер! Понятия не имею, что это за дыра и какого хрена творится. Дрейк! Не слушай их, ты живой… ты живой. Всё хорошо, мы щас выберемся. Эй, мелкая. Хезер? Что там надо делать? Какой ещё свет?!

— Ты знаешь, — повторила та.

Нейт собирался было сказать: «Нихера я не знаю», но прикусил язык. Кукла на поясе качнулась в сторону Хезер. Он снял «талисман», чтобы протянуть его «пигалице»; та приняла подношение с видом авгура, который собирается устроить грандиозный ритуал. Искажённое лицо — оплавленный пластик, пустые глазницы, чёрная деформированная резина вместо большей части скальпа; кукла мелькнула в руках Хезер и зажглась изнутри, словно маленький фонарик. Дрейк глухо застонал, а Нейт ответил пересохшим ртом: