Александр Голодный - Ярче тысячи солнц

Все. Здесь закончено. Теперь надо позаботиться о тех, кто любил меня в этом проклятом мире. Прихватив рацию, выхожу наверх.

— Полковник, прием?

— Росс, что происходит?! Засечены работа антенны объекта «16», выход на связь спутника!..

— Это значит, полковник, что я выполнил свою часть договора. Совсем скоро вся власть в этом мире станет ничья. Берите себе столько, сколько сможете сожрать.

Далекий шум в рации, отзвуки отдаваемых команд…

— Но запомните — если вы коснетесь близких мне людей хотя бы пальцем, хотя бы подумаете о том, чтобы причинить им боль… Я приду снова, даже после смерти, даже из самого Ада… И тогда оставшиеся сегодня в живых позавидуют мертвым.

Опустив уже ненужную радиостанцию, поднимаю глаза к солнцу и небу, навстречу стремительно нарастающему свисту турбин пикирующих беспилотников и вою стартующих ракет…

В прозрачной космической бездне, получив сигнал от спутника-ретранслятора, громоздкие, хаотично кувыркающиеся туши несостоявшихся космических станций внезапно замедлили свое вращение. В помощь изотопному хлопнули запалами разогревные источники тока, щедро наполняя энергией многочисленные хитроумные системы трех боевых орбитальных платформ. Бесшумно взвывшие в вакууме гироскопы совсем остановили вращение, пироболты и мощные пружины расшвыряли в стороны фальшивые панели и парящие теплоносителем части термостабилизирущей установки. Астрокоррекция, цилиндрические этажерки хищно повели носами, нацеливая находящийся внутри них смертоносный груз. Снова пироболты, запуск корректирующих и разгонных двигателей, конусные тела покинули места крепления и, плавно набирая скорость, сформировали атакующий строй. Одновременно с ними оставили платформы контейнеры с хитрой начинкой, призванной обеспечить надежный прорыв систем противокосмической обороны. Откуда было знать создававшим их гениальным инженерам, что за прошедшие четырнадцать лет эта оборона была признана ненужной и демонтирована?

Небо над Хрустальным островом дополнилось новыми звездами. Смертоносными, беспощадными звездами Судного дня. Сначала слабые и малозаметные, они стремительно наливались огнем полыхающей плазмы выгорающего теплозащитного покрытия и яростно устремлялись к обители возомнивших себя равными богам. Первые шесть остроносых боевых блоков в титановых корпусах легко пронзили системы куполов и впились в облагороженную землю. Демпферы сминались от запредельных перегрузок, но рассчитанные на уничтожение подземных командных пунктов изделия успешно достигли заданной глубины и почти синхронно зажгли термоядерное пламя. Двести килотонн каждый. Могучая судорога дернула землю избранных, тектонические волны расплющили подземные лаборатории, наверх вырвались фонтаны огня от уничтоженных электростанций и хранилищ горючего…

Двадцать один — это много или мало? Шестьдесят килотонн в каждом ядерном грибе наземного взрыва — достаточно. Ходуном ходящая земля, выжигающие и расплавляющие грунт до стекла вспышки, сталкивающиеся фронты ударных волн…

Тем временем заданной высоты срабатывания достигли два не спешащих переростка-тихохода. Термоядерные солнца по двадцать пять мегатонн затмили свет небесного светила. Пластиковые листы развалившихся куполов, зелень деревьев, руины построек вспыхнули разом. Невероятной силы ударная волна кувалдой Тора ударила в твердь острова, осушив дно Ла-Манша и снеся возникшим цунами центр трансплантации органов на берегу материка.

Подземные, наземные, воздушные… На флоте такая серия называется «ящик».

Отправив своих детей в последний путь, боевые платформы не замерли навечно. Включив корректирующие двигатели, они вышли на заданные орбиты и исчезли во вспышках взрывов, породив выброшенные из специальных коробов стремительно разлетающиеся облака поражающих элементов. Равносторонние титановые пирамидки в одночасье лишили Землю искусственных спутников, заполнив орбиты космическим мусором. Закончились годы Империи, началась эпоха Раскола.

Стройная девушка с серьезным, даже суровым лицом еще раз посмотрела на номер дома и решительно нажала кнопку звонка. В ожидании ответа она разглядывала забор из покрытого пластиком металла, привычно отмечая опытным взглядом заделанные отверстия от пуль.

— Кто там?

Женский голос за калиткой был спокойный, мелодичный и немного уставший.

Приготовив удостоверение (после постоянных взрывов технобомб в годы Смуты единые идентификаторы прекратили свое существование), девушка ответила:

— Наталья Белова, дознаватель Народного контроля. Я бы хотела поговорить с Марией или Еленой Росс.

Щелкнул замок, калитка открылась.

— Входите.

Очень красивая для своих сорока лет невысокая брюнетка внимательно изучила удостоверение, кивнула стоящему слева от входа крепкому, с заметной сединой мужчине:

— Все нормально, Ральф.

Ответный кивок, мужчина убрал правую руку из-за спины, подхватил садовый инструмент и направился в дальний угол обширного двора.

— Я Мария Росс. Спрашивайте.

— Видите ли… Я случайно узнала в Комитете, что вы тоже… В общем, в отряде Реджистанса шесть лет тому назад я встретила Сержа Росса.

Женщина вздрогнула:

— В какое время это было?

— Где-то в середине августа.

— Августа… Пойдемте в дом, Наталья. Елена с Катей скоро приедут, и нам будет о чем поговорить.

— Катя — это?..

— Ее старшая дочь.

Во дворе под зеленью разросшихся деревьев стояли детские качели. Темноволосый мальчик раскачивал светленькую девочку, они весело переговаривались звонкими голосами. Увидев незнакомую гостью, дети прекратили игру и, взявшись за руки, подошли к взрослым. Разглядев черты лиц пятилетних малышей, Наталья замерла.

— Мама, почему тетя плачет?

— Мама Маша, ей плохо?

— Нет, дети, просто она знала вашего папу, а вы на него очень похожи. Идите еще поиграйте. Сережа, только не надо очень сильно раскачивать Свету, а то у нее закружится голова.

— Хорошо, мама.

— Не закружится, мама Маша.

Дети убежали.

— Пойдем все-таки в дом, девочка. Я дам тебе воды, ты успокоишься, а потом мы поговорим о Серже.

Наигравшиеся и поужинавшие малыши уже угомонились в своей детской комнате первого этажа, а взрослые так и сидели в гостиной, снова и снова вспоминая человека, чей портрет кисти известного русского художника висел над их головами. Работавшему по фотографии мастеру удалось самое главное — отобразить мудрые печальные глаза много пережившего и испытавшего человека на юном строгом лице.