Стас Северский - Историк

— Ты думаешь, что я это со зла?.. Нет, Шлак… Только из благих побуждений… Это так — присловье… Это я так — от привычки… Так у нас принято, Шлак… Еще принято отвечать на это, посылая к черту…

— Это на тот случай, если вы желаете мне не достать того, что мне действительно нужно достать?

— Именно, Шлак… Пух и перья здесь ни при чем… Это так — обобщение такое…

— А черт?

— Что черт?..

— Он тоже ни при чем?..

— А черт — очень даже причастен к делу…

Шлак подумал и согласился — он думал долго, будто его голова набита железными опилками… надо проверить, чем набита его голова, — и не пуста ли она вообще…

— Все бессмысленно, Радеев. И к черту вас посылать бессмысленно — вы и без этого к нему пришли. Счастливо оставаться.

Радеев рассмеялся мне в лицо…

Я решил, что безопаснее не пытаться выдворить Радеева, и мне пришлось пригласить его быть моим гостем и терпеть его невыносимый смех надо всем, что попадает в поле его зрения. Но он не сможет сбить этим смехом ход моих мыслей, как я не смогу прогнать его обратно в его подземелье… И Хэварт, и Лей готовы сорваться на Радеева в кратчайшие сроки — они раздражаются все сильнее с каждой его дружеской колкостью. Но я игнорирую и издевательства Радеева, и их негодование, стараясь не обращать внимания на всех них. Я не вывел на экран изображение, проецируемое Шлаком, а подключился к Шлаку напрямую. Шлак еще не знает, что этого недостаточно, что это только первый шаг, — подготовка «щенка» к подключению к камерам подземных укреплений… Только глазами такого объекта я смогу четко увидеть все, что делает Айнер… Только тогда я разберусь в его разуме и пойму, что он думает… Мне ясно, что он, и правда, — опасен, но я еще не знаю, насколько… Я решил восстановить его в звании, проведя конечный контроль так, как сочту нужным я, но возможно определенные поправки, ограничивающие его власть, внести придется… Он — «пограничник», не нарушающий прописного порядка, но не признающий недодуманных правил… Он обходит все барьеры закона, не блокирующие дороги противозаконных действий. Я понимаю, что никто с ним ничего сделать не сможет… Его не поймают, потому что он не станет прятаться, его не приговорят, потому что он не станет оправдываться — к нему не подкопаются, нет… И поэтому он вьет из моих нервов веревки, как и Радеев, насмехающийся надо мной, — смеющийся надо мной мне в лицо… Но Радеев еще не знает, что мои нервы, скрученные веревками, станут только крепче…

— Уже стемнело. Нам пора. Идемте со мной, Радеев.

— Но ведь у вас еще столько дел…

— Хэварт справится.

— Без вас ему придется трудно…

— Зато без вас — легко. Раз уж вы — моя тень, пойдемте со мной.

Я вижу, как он устал, — он не спал столько же, сколько мы… И теперь его натужная улыбка не звенит смехом, а скрежещет зубами… Я вымотаю его домертва, выжму досуха…

— Что же вы намереваетесь делать в такой поздний час?..

— Сейчас увидите, следуйте за моими «псами» — они проводят нас через темноту этого сектора…

— Свалка?.. Мы идем на свалку?..

— Да, сегодня подходящая ночь… подходящая для воплощения моих кошмарных сновидений…

Радеев молча пошел за мной, за моими чудовищными подручными… Поначалу он еще сверялся с картами, но заплутал впотьмах на путанных тропинках среди обломков и осколков старой техники… Я не собираюсь искать запчасти для моих псов среди этих разрушенных войной и временем машин, еще не пущенных на переработку, а хранимых на этом объекте. Я просто подожду, пока он продрогнет и начнет засыпать в этой тьме…

Он поднял ворот черной шинели, совершенно скрывшись в окружающем его мраке…

— А я могу быть уверен, что со мной здесь ничего не произойдет?..

— Нет, не думаю… Здесь постоянно происходят странные вещи…

— Настолько странные, что мне стоит предупредить начальство о том, где следует искать мое тело на рассвете?..

— В этом месте можно сломать шею, и следуя за таким опытным проводником, как я… Можете сообщить о местонахождении вашего тела, а можете просто смотреть, куда идете… Что вы выберите — решать вам.

— Я всегда выбираю и то, и другое…

— Достойный выбор, когда речь идет о жизни и смерти.

— Работа у меня такая — она мне иного выбора не дает, кроме как выбирать — и то, и другое…

— Нам всем запрещено бояться смерти, но все мы нарушаем эти запреты, Радеев.

Он обвел глазами призрачно светящиеся силуэты моих покореженных подручных — в их слабом свечении и я, облаченный в светлую форму, произвожу подобный эффект… Мы вышли под открытое небо как раз тогда, когда поднялся туман и когда его прорезал свист поднятых истребителей… Замерзший офицер сжал плечи, вперившись взглядом в небо, разразившееся раскатами ночной атаки… Лучи прорезали мрак молниями и далекое зарево разошлось громом… Эти вспышки разлетаются в тумане, приглушающем громовые раскаты рушащихся пограничных укреплений Шаттенберга…

— Вы еще не налетались в облаках?.. Мне кажется, что вам, Грабен, пора бы спуститься на землю… А то как бы не пришлось провалиться в подземелье… Такое бывает, когда залетишь высоко и падать придется с высоты полета… так скажем, — с высоким ускорением…

— Вы, Радеев, думаете, что я подобен ракетам прежних пор?.. Тогда вы должны думать, что я способен пройти сквозь землю, не разбившись…

— До предела, Грабен… Где-то вы возьмете да разорветесь…

— И это будет сокрушительно для вас — обитателей подземелий…

— А для вас это будет — губительно…

— Ученые призваны заграждать истину грудью, Радеев…

— Ото всех… и от себя… Боюсь, вы слишком заняты погоней, чтобы не забыть, что гонитесь за истиной…

— Так же, как вы слишком искушены ложью и угрозами, забывая, что эти средства призваны служить достижению той же истины…

— Просто правда — прыткая и скользкая… Она убегает от вас, ускользает от нас… Вот мы с вами и обязаны ловить эту хитрую правду сообща… Ваш разум скор, а мой — цепок…

— Скорость срывает с объекта все, что к нему цепляется, Радеев…

— Пока вы особых отличий от ракет прежних пор не показали — вас так же трудно обнаружить и остановить, вы так же устремлены к цели… И преследуете вы свою цель с недосягаемой, скорее, — с непостигаемой скоростью… Только учтите, что эти ракеты с незапамятных времен сняты с вооружения из-за того, что эти технологии — устарели, Грабен… Теперь лучи летят в цель, не отклоняясь и не скрываясь… Они скоры и сильны — для нас они не отразимы из-за этой силы и не зримы из-за этой скорости…