Алексей Бессонов - Черный хрусталь

– Я пока останусь, – решил я. – Или насчет меня тоже были распоряжения?

– Нет, – помотала головой девушка. – Я думаю, тебе лучше находиться возле господина.

Нагрузившись своими вещами, наемники уложили на носилки раненых и побрели вслед за Утой. Та шла налегке: сколько я ее знал, она никогда не обременяла себя какими-либо пожитками, кроме, пожалуй, смены белья. Все ее вещи хранились на корабле, да и там их было немного. Проследив взглядом за спиной Шейла, которому пришлось тащить носилки с раненым в грудь офицером, я поднялся в нашу с Утой комнату и собрал свою сумку. Все ее содержимое составляла так и не прочитанная книга по судовождению, кое-какие тряпки и фамильный кинжал с длинной рукоятью, обвитой позолоченной проволокой. Мой лекарский саквояж находился внизу.

При помощи матросов наемники забрали всех, даже своих мертвецов. Я посмотрел на следы замытой крови на полу в зале, на таз, доверху забитый кровавыми бинтами, затем подхватил саквояжик и выбрался на воздух.

Бэрд все так же безучастно сидел на ступенях.

– Посмотри, осталось ли там чего еще, – неожиданно произнес он, поднимая голову.

Я заглянул в котел и обнаружил, что на пару ковшей вина в нем наберется. Зачерпнув, я протянул ковш своему другу. Тот выпил его одним глотком и вернул мне со словами:

– Выпей и ты. Рок был отличным парнем.

– Да, наверное…

Четверо матросов, ругаясь, выволокли из башни два огромных сундука, отделанных красно-коричневой кожей, и потащили их за ворота. Судя по тому, как они их несли, сундуки были очень тяжелы. Вскоре эта же четверка вернулась обратно.

«Наверное, это имущество Визеля, – решил я. – Что он там говорил – библиотека, архивы? Представляю себе, как злится Эйно: он, пожалуй, готов отдать все на свете, лишь бы поскорее оказаться на „Брине“».

Матросы вновь прошествовали по двору с сундуками, на сей раз черными и довольно потрепанными, а вслед за ними вышел Даласси.

– Ты мог бы поговорить со мной? – мягко спросил он у меня.

– Конечно… – немного удивленный, я поднялся на ноги и машинально отряхнул от песка задницу. – Здесь?

– Идем.

Мы прошли к конюшне. Двое слуг, к моему удивлению, сваливали в одну кучу снятую лошадиную сбрую. Даласси остановил их повелительным взмахом руки и приказал оседлать огромного черного жеребца, принадлежавшего Ассису – самому крупному мужчине в нашем отряде, погибшему под заваленной надвратной башней.

– Мы еще встретимся, – тихо произнес Даласси, садясь на лежащее возле дверей седло. – Есть у меня такое ощущение…

– Я всегда буду рад вас видеть, – отозвался я, все еще не понимая, для чего он приволок меня в конюшню.

– Тебе предстоит проделать очень большой путь, – кхуман, кажется, пропустил мои слова мимо ушей. – Никто не знает, почему судьба выбирает человека на ту или иную роль, но сыграть, в принципе, можно любую – если знать, как. Ты должен запомнить, что любая истина требует постижения, ты должен выстрадать свой путь к ней, и только тогда ты сможешь воспринять ее во всей широте. Помни – путь к истине идет через духовное постижение. Информация, которая на тебя скоро обрушится, новые знания, новые горизонты – ты не сможешь впитать их сразу, для этого понадобится время. Но учти – потом, когда тебе придется принимать решение, руководствоваться ты должен будешь теми словами, которые я сейчас произнес.

– Я постараюсь запомнить, – серьезно ответил я.

Даласси кивнул и поднялся на ноги. Слуги закончили возиться с жеребцом. Проверив подпругу, кхуман перебросил через спину коня ремни двух больших сумок, закрепил две седельные кобуры и вывел коня на двор. Через минуту из башни выбрались и Визель с Эйно. Барон сразу же отправился на конюшню, а Лоттвиц подошел к нам и положил руку на плечо Даласси.

– Я очень благодарен тебе, – просто сказал он.

Даласси широко улыбнулся и ответил ему коротким поклоном. Эйно запустил руку в большую сумку из грубой порыжелой кожи, висевшую у него через плечо, и достал из нее увесистый кошель с бахромой. Кхуман сунул его себе за пазуху и усмехнулся:

– Это слишком много.

– Слишком много не бывает, – ответил Эйно. – Мне жаль, что ты остаешься здесь.

– Дела и долги, куда денешься. Я рад, что смог вернуться домой. Надо найти ответ на некоторые вопросы, надо отдать старые долги, надо просто посмотреть в глаза кое-каким людям. Берегите Визеля, он славный парень.

– Что его беречь, с такими деньгами даже дурак устроится. Ты берегись.

Слуги выгнали лошадей из конюшни – недоумевая, животные блестели глазами и не могли понять, что от них хотят. Потом один из жеребцов неуверенно вышел за ворота, и за ним медленно последовали остальные.

Визель, таща за собой большой кожаный баул, подошел к Даласси и невесело усмехнулся:

– Что ж, пора прощаться?

– Пора, – согласился Даласси и обнял его, как тогда, на мосту.

Несколько секунд они стояли, стиснув друг друга сильными руками, потом Даласси отпустил своего друга и запрыгнул на коня.

– Я провожу вас, – сказал он.

– Бэрд, ты решил остаться здесь? – позвал Эйно.

Офицер медленно поднялся на ноги, мотнул головой и побрел к воротам.

…Совсем скоро темный контур замка растаял на горизонте – мы долго видели одинокую фигуру Даласси, черневшую на берегу, потом он исчез, а вместе с ним быстро растворилась и башня: последнее, что я видел на земле Рашеро.

Я подбросил на ладони крохотный кинжальчик с позолоченным лезвием и подумал о том, что в Бургасе, пожалуй, Визель и впрямь сможет устроиться в лучшем виде. Господин Атту немало обрадовался нашему появлению и клятвенно пообещал предоставить барону всемерную поддержку в делах. А дела у него, как я знал, шли неплохо. Кинжальчик Визель подарил мне на память в то утро, когда Эйно, отчаянно спешивший домой, распорядился готовиться к отходу. Мы пробыли в Бургасе меньше суток. Впереди ждал океан – Визель долго стоял с Эйно на юте, потом, тепло пожав ему руку, спустился на палубу и подошел ко мне.

– Будешь здесь – не забывай, – сказал он мне с виноватой улыбкой, и в мою ладонь перекочевала острая раззолоченная безделушка.

Волны подхватили наш корабль, и он послушно отдался своей стихии – стремительный и непобедимый, как ожившая скала. По мере приближения к Пеллии становилось все теплее и теплее, но я с ужасом замечал, что болезнь не отпускает Эйно. Он все так же кутался в теплую куртку и избегал появляться наверху, разве что в яркие солнечные дни. После отхода из Бургаса мы попали в шторм, который трепал нас почти сутки, и долго еще после этого над океаном висела сплошная пелена низких туч, время от времени разражавшаяся холодными дождями.