Юрий Никитин - Лоенгрин, рыцарь Лебедя

Генрих с любопытством смотрел, как он приблизился и с легкостью преклонил колено.

– Ваше Величество, – произнес он сильным голосом воина, в котором слышались твердость и верность слову, во всяком случае, так определил король, успевший навидаться людей всяких и разных, – сэр Перигейл, начальник дворцовой охраны герцога Готвальда, а теперь его дочери, герцогини Эльзы, в вашем распоряжении.

Генрих кивнул, и сэр Перигейл поднялся так же легко, как и опустился, женщина отбросила капюшон на спину.

– Ваше Величество… Эльза Брабантская! – представил ее Перигейл.

Генрих впервые не нашелся, что сказать, а только смотрел на это чудесное видение. От Эльзы, казалось, идет чистый свет, вокруг нее распространялся аромат невинности и чистоты, а когда она подошла ближе и присела в поклоне перед королем, он взглянул в ее светлые глаза и почувствовал, как язык примерз к нёбу.

Наконец жестом велел ей подняться, с трудом прочистил горло и произнес:

– Как удивительно быстро вы добрались…

Эльза сказала живо:

– Ваше Величество, что вы! Я выехала сразу, как только узнала, что вы прибыли и разбили шатры у Дуба Правосудия! А вашего гонца мы встретили на полпути.

Генрих перевел взгляд на гонца, тот кивнул, но и без этого было ясно, что не могла она за сутки одолеть расстояние в неделю пути.

– Я рад, – произнес он, стараясь, чтобы голос звучал дружески-нейтрально, – что вы так торопились поприветствовать вашего сюзерена. Вы прибыли очень кстати, милая Эльза.

– Спасибо, Ваше Величество!

Он продолжил ровным голосом:

– Я сам послал за вами.

– Ваше Величество?

Он объяснил, чувствуя отвращение к себе, что вынужден такое говорить:

– На вас поступила жалоба от графа Тельрамунда.

Она вздрогнула, в глазах мелькнул испуг.

– Он, – прошептала она, – подал жалобу? Я не думала, что решится на такую низость.

Король заставил себя отвести взгляд от ее лица, голос его прозвучал несколько неестественно, однако все присутствующие слышали в нем монаршую волю:

– Отдохните с дороги, милая Эльза. Завтра утром я призову вас с графом на свой суд. Нужно, чтобы в присутствии знатнейших и благороднейших рыцарей вы оба изложили свои жалобы и претензии. Я буду разбираться хоть и сам, но рыцари смогут наблюдать и не позволят мне сойти с дороги справедливости.

Она поклонилась, взгляд ее прояснился.

– Надеюсь на ваше заступничество, Ваше Величество, – прошептала она. – И справедливый суд.

Граф Маргант долго смотрел ей вслед, Генриху показалось, что старый друг сбросил лет двадцать и теперь выглядит как пылкий юноша. Да и сам чувствовал себя так, будто на душе посветлело, хотя, если подумать, должен чувствовать себя как раз гадко.

– Ну что? – спросил граф после паузы.

– Ты о чем?

– Ах, Генрих, не увиливай! Что теперь скажешь?

– По делу Тельрамунда?

– Ну да, – сказал граф с сарказмом, – а кого еще? Я вижу, что теперь тебе очень не хочется касаться этого вопроса, но ты ведь король, это я могу увильнуть, но не ты!

Генрих вздохнул, плечи его согнулись, словно навалилась незримая тяжесть.

– Да, ты прав. Мне не увильнуть.

– И что решишь?

Генрих ответил раздраженно:

– А что я могу? Я тоже не свободен! Более того, самые несвободные люди на свете – это короли! Только простолюдины вольны в своих решениях и поступках… Ты знаешь, что я скажу.

Граф Маргант сказал тихо:

– Знаю. Просто хотел убедиться.

– В чем?

– Что мы достаточные сволочи, чтобы быть хорошими политиками… и угодить за это на самое дно ада.

Генрих прорычал:

– Перестань. Ты сам знаешь, что и как надо.

– Знаю, – грустно сказал Маргант. – Но разве кто-то может сказать, что это чистое создание лжет?

Генрих повторил устало:

– Перестань. Я тоже не сомневаюсь, что она скажет правду. Теперь я не верю, что герцог Готвальд передал трон Тельрамунду. Такие, как это существо, не лгут, они просто не умеют лгать.

Маргант сказал тихо:

– Ты прав. Они, как неземные птицы, созданы для рая, но по недоразумению попали на эту грешную землю.

– Здесь они долго не живут, – буркнул Генрих с тоской, – увы… Но ты знаешь, я должен собрать хорошее войско для встречного похода на венгров! А еще оставить здесь надежный тыл. Для небесных птичек нет места в жестоком мире, где постоянно звенят мечи и льется кровь.

На следующее утро Эльза в сопровождении верного Перигейла и трех дам благородного происхождения вышла из своего шатра. Под самым дубом уже толпятся рыцари, она сразу узнала по горностаевой мантии короля: для него соорудили нечто вроде трона, справа и слева уже стоят знатнейшие из знатнейших, а со стороны огромного шатра с уродливым мрачным гербом со вставшим на дыбы медведем идет такой же огромный, как властелин леса, Тельрамунд.

За Тельрамундом двигается толпа рыцарей, все разодеты с предельной пышностью, являя богатства свои, а тем самым и своего сюзерена, все в прекрасных доспехах, дабы король увидел в них бывалых воинов, и все, приблизившись к трону, разом преклонили колено. Тельрамунд, поднявшись, сказал громким голосом:

– Dank, Konig, dir, dab du zu richten kamst! – послушал, как зашумели тюрингцы, у них другой диалект, повторил на общегерманском: – Я рад, король, что ты пришел судить. Ваше Величество, перед лицом всех рыцарей: тюрингцев и брабантцев, а также доблестных и благородных сеньоров, прибывших с вами, – я заявляю права на трон Брабанта! И как ближайший родственник герцога Готвальда по мужской линии, и как человек, которому герцог поручил Брабант!

Генрих бросил короткий взгляд на приблизившуюся Эльзу. По его лицу пробежала тень, он спросил коротко:

– Готов ли ты принести клятву, что покойный герцог поручил Брабант именно тебе?

Тельрамунд сказал громко:

– Да!

Король кивнул.

– В присутствии рыцарства поклянись на мече. И если клятва твоя будет ложной, да будешь ты изгнан из благородного рыцарского общества, щит твой перевернут, а затем растоптан.

Тельрамунд медленно вытащил из ножен огромный меч, среди рыцарей пронесся уважительный шепот, мало кто из них поднимет такой и двумя руками, но Тельрамунд легко взял его на вытянутые руки, показал во всей красе, потом его толстые губы коснулись обнаженного лезвия.

– Клянусь, – сказал он громко, – великой рыцарской клятвой! Герцог передал трон мне.

Эльза стояла, бледная и трепещущая, уговаривала себя держаться, не упасть в обморок. Девицы поддерживали ее, обмахивали платочками.

Король обратил на нее пытливый взор.

– Эльза, – голос его был полон печали и непривычной ему самому нежности, – ты слышала, что сказал граф Тельрамунд?

Она выпрямилась и, хотя губы трясутся и подбородок дрожит от обиды, произнесла достаточно твердо: