Сурен Цормудян - Последние пассажиры

Похоже, и сегодня тут нет этого постояльца. Печка не дымит. Тишина. Он уже дошел до автобоксов. Машин здесь не было. Щербатый говорил, что они уехали по тревоге когда первая ракета ударила… И не вернулись конечно. Кто же все-таки здесь живет? И что становится с его невольницами? У забора за кустарникам начинался крутой склон к реке. Оттуда послышалась возня. Моряк достал нож и затаился. Стал осторожно двигаться на это шум. В рыхлой земле вырыта большая яма. В ней все кишело крысами. Именно они издавали это шум. Моряк огляделся. Никого. Он швырнул в яму камень и крысы мгновенно бросились в рассыпную. И Моряк заглянул в эту яму…

– Да-да, – послышался приятный голосок из ящика, когда Клим постучал по нему.

Он вошел. Родька сидела на кровати в обнимку со своим противным зайцем.

– Приветик, – улыбнулся Клим. – Не помешал?

– Да нет, – она уклончиво пожала плечами.

– Слушай. Девочка. У меня кое-что есть для тебя.

– Да? – она подняла свои бровки. – И что это?

– Я вот тут подумал… – кашлянул он, раскрывая свой мешок. – Ты ведь становишься взрослой. Ну… Ты девушка. А спутниками девушек всегда были, да и должны быть такие вот вещи.

И он стал выкладывать косметические наборы. Помаду. Пудреницы. Зеркальце. Гребешки. Лосьоны и мыло. Затем как-то смущенно достал большую упаковку гигиенических прокладок. – Вот… Это тебе… В общем…

Она уставилась на Клима. Он хочет, чтобы я была напомаженной и румяной? С подведенными глазами? – думала Родька. Так я буду выглядеть взрослее и желаннее… Вот оно что… А не он ли подсунул мне эти журналы чтобы пробудить гормональную бурю? Очень хитрый ход…

– Спасибо вам. – Тихо сказала она. Клим был единственным здесь, к кому она обращалась на вы. Наверное, потому что он школьный учитель, а она еще школьница. Он конечно не в ее школе преподавал. Она вообще не из этого города. Ей выпала доля оказаться здесь потому, что она с мамой приехала сюда к бабушке во время тех летних каникул… – Спасибо повторила она.

– Да не за что, – Клим подмигнул ей. – Ты если что, не стесняйся. Обращайся. Я для тебя все сделаю. И пользоваться этим не стесняйся. А если что, ты спрашивай. Я подскажу. – Он снова подмигнул.

«Ага. Особенно насчет прокладок», – подумала она, «Небось, и рад будешь показать на натуре, куда это прикладывают».

– Ну, бывай. До ужина. – Сказав это, Клим ушел.

На крыше вагона уже не было Моряка. Он в это время как раз направлялся к пожарной части, что была недалеко.

То, что он увидел в этой яме, заставило его просто бежать. Бежать без оглядки. Пока его не вырвало. Он прислонился к дереву, тяжело дыша. Снял флягу с водой с пояса. Прополоскал рот. И прикрыл глаза.

– Почему я бегу… Почему черт возьми я бегу… Я же офицер… – Шептал он сам себе. – Я боевик. А ты… Мразь… Ты не просто насильник… ты… – И снова подкатил рвотный спазм…

– ОН ЛЮДОЕД!

Моряк сдержался. Он сделал глубокий вдох и плеснул себе на лицо воду. Поднялся на ноги и посмотрел в сторону этой пожарной части.

– Людоед… А знаешь, паскуда, на мне гораздо больше жизней чем на тебе. Вот ведь в чем парадокс… Но ты же мразь, – Выдавил он стиснув зубы, – Только ты, дерьма кусок, не знаешь, кто напал на твой след. И теперь тебе пи…

Странные и нервирующие ощущения, что охватили ее, из-за этих чертовых журналов стали порядком надоедать. Она даже почувствовала неловкость и стыд. И снова твердое желание сжечь эту гадость, но почему-то уничтожение журналов она решила отложить. Однако она чувствовала себя грязной и липкой. Как те девицы с глянцевых страниц. А значит сегодня надо помыться. Непременно принять ванну и смыть с себя все это…

Если по началу Родька испытывало любопытство, желая знать, кто подбросил ей эти журналы. То сейчас она сгорала от злобы к этому неизвестному.

Она смотрела исподлобья на всех жителей станции, собравшихся за столом для ужина. А может они все? Может они все сговорились и решили, как это там у старшеклассников слово такое было… Пустить по кругу? Или все-таки кто-то один? Кто? Вон Ваффен сидит и краснеет. Жует свой ужин и то и дело окидывает всех беглым взглядом. Задерживает взгляд на ней. Краснеет еще больше и снова смотрит в еду. Клим. Клим украдкой на нее смотрит, пока не замечает на себе ее взгляд. Он не просто на нее смотрит. Он на ее губы смотрит. А она их напомадила тем, что он сегодня принес. Специально. Все-таки Клим явный кандидат в этот неизвестный источник порнографии… Жиган. Этот чешет за ухом и постоянно бросает взгляд на Моряка. При этом ухмыляется. Жиган не любит Моряка. И походу это его единственный интерес. Нет. Скорее всего, это не Жиган. Моряк. Все время мутный и мрачный. Может он? Сегодня он вообще сам на себя не похож. Бледный какой-то и не ест. Губы поджал. Хмуриться, и смотрит в сторону. Потом коситься на Щербатого. Что это с Моряком? И от чего такой его испепеляющий взгляд заслужил Щербатый? Щербатый вообще тихо сидит. Есть неторопливо, и читает свою потрепанную книгу. Либо просто закрывает ею свое безобразное лицо. Нет. Все-таки читает. Вот он лизнул свой палец и перелистнул им страницу. Что-то там, в школе Любовь Петровна говорила про такое перелистывание страниц? Это некрасиво. Это негигиенично. Это дурная привычка. И страницы портятся. Точно! У журналов замусоленные такие уголки страниц. Будто кто-то облизывал палец, листая их. Щербатый?! Но Щербатый берет страницу за верхний уголок. А там замусолены нижние. А может это он сейчас за верхний берет, потому что книгу на весу держит и так неудобно за нижний брать? Да нет. Щербатый он… Он закомплексованный. Тихий и безобидный.

– Что за тупая привычка читать за столом? – нарушил тишину хмыкнувший Шум.

– На хер пошел, – угрюмо ответил Щербатый не отвлекаясь от чтения.

Шум покачал головой и продолжил, есть усмехаясь. А мог ли подбросить Шум? Может, он узнал, что это она его шнурки завязала, и пошутил, таким образом, в ответ? Да нет. Шум скорее начал бы орать и материться на нее. Это больше на него похоже. Если бы он узнал, кто завязал шнурки, то закатил бы непременно истерику, не взирая на то, кто это сделал. Хоть ребенок. Хоть Саныч. А может Саныч? Он постоянно зачем-то уходит со станции. Он запросто может обшаривать дома и, мог найти там эти журналы. А потом подкинуть ей. Но он… Нет… У него ведь внучка такая, или чуть моложе. Была… А она, Родька, наверняка напоминает ему о ней. Потому он, наверное, и сделал ей лучшее жилище со всеми удобствами. Он не может видеть в ней добычу для своего… удава… Хотя, он иногда материться при ней. А это дурной знак.