Стив Паркер - Выживший

Крейвин остановился перед Басом:

— Ну, кем ты ему приходишься, а? Новым хахалем?

И снова со всех сторон понеслись мощные взрывы хохота.

— Я... я его внук, — запинаясь, сказал Бас. До него внезапно дошло, что продолжая разговаривать с этим мальчишкой, он с каждой секундой всё глубже роет яму самому себе. Ему нужно как-то сбежать... и он получил такую возможность, хоть это, в конечном счёте, ничего ему и не дало.

Зазвенел бронзовый колокол, и у широких двойных дверей главного здания появился дородный мужчина строгого вида в массивных очках и коричневой мантии из грубого холста с капюшоном. Он рявкнул им, чтобы они шли внутрь.

— Поговорим позже, червяк, — сказал Крейвин, отворачиваясь и уходя внутрь во главе остальных мальчишек.

В тот вечер Бас едва добрался назад до дома Саржа. К тому моменту он уже перестал реветь во весь голос, но по его щекам продолжали течь слёзы. Его одежда была изрезана ножами. Расквашенная губа кровила. Один глаз так заплыл, что он не мог им видеть, а два пальца перестали сгибаться.

Сарж ждал его за расшатанным обеденным столом в центре комнаты, уже выложив на него бинты и мази.

— Сколько раз ты им заехал? — без всяких экивоков спросил он.

Бас не мог говорить из-за рыданий.

— Я спросил, сколько раз? — рявкнул старик.

— Ни одного, — провыл Бас. — Ни одного, идёт? Я не мог ничего сделать!

Старик сердито выругался, затем указал на пустой стул с противоположной от себя стороны стола.

— Садись. Посмотрим, не смогу ли я тебя заштопать.

На протяжении получаса Сарж занимался своим раненым внуком. Он не был деликатным. Он даже не пытался им быть. Бас вскрикивал от боли не менее дюжины раз. Но каким бы грубым он ни был, старик умело управлялся с бинтами, лубками и иголкой с ниткой.

Закончив, он встал, чтобы убрать аптечку. Глядя на Баса сверху вниз, он сказал:

— Завтра пойдёшь туда снова. Они тебя не тронут, пока у тебя всё не заживёт.

Бас отрицательно затряс головой:

— Я не хочу снова туда идти. Не заставляйте меня. Я лучше умру!

Сарж рванулся вперёд вплотную к лицу Баса.

— Никогда такого не говори! — прошипел он. — Не отступай никогда! Никогда не позволяй им победить! Ты слышишь меня, малец?

Бас застыл в полном ужасе. Он был уверен, что старик сейчас разорвёт его в клочья — такое бешенство звучало в его голосе и было написано на этом ужасном лице.

Его дед снова выпрямился.

— Лишь трудные уроки чего-то стоят, — сказал он уже тише. — Понимаешь? Трудные уроки куют твёрдых людей.

Он повернулся и пошёл к шкафу слева, чтобы убрать аптечку.

— Когда тебе осточертеет быть лёгкой мишенью, дай мне знать, малец. Я не шучу.

Он набросил тяжёлую куртку из кожи грокса и направился к двери.

— Отдыхай, — сказал он, открывая её. — Я должен идти работать.

Дверь захлопнулась за его спиной.

Бас улёгся, но он был не в состоянии заснуть. Его раны пульсировали болью, но это было не самое плохое.

Им завладел жуткий страх, он накрыл его мокрым саваном, прилипнув к нему и начав душить.

Как только он закрывал глаза, к нему возвращались пронзительно-яркие воспоминания о молотивших по нему кулаках и ногах и об издевательском смехе над его мольбами о пощаде, полном злобного веселья.

Нет, сон не придёт к нему ни этой ночью, ни многими грядущими.

Бас обнаружил людей-невольников уже запертыми в просторной клетке из воронёного железа с прутьями грубой отливки, которые усеивало зверское количество шипов. Как и прежде, все рабы, кроме одного, — а Бас решил, что их было больше двадцати, — сидели или лежали, словно неживые куклы. Они не переговаривались между собой, не рыдали и не ныли. У них не осталось слёз. Бас спросил себя, сколько времени они уже это выдерживают. Столько же, сколько он? Дольше?

Он увидел мальчика, который стоял у прутьев клетки, крепко стиснув на них кулаки. О чём он думает? Он всегда так стоит? Он вообще когда-нибудь спит?

В былые времена внутренние пространства здания поражали великолепием, даже в годы упадка городка. Теперь же в каждом углу огромного вестибюля был навалены горы орочьих экскрементов и разлагающихся тел. Стены покрыла россыпь воинственных эмблем, намалёванных в том же самом по-детски незатейливом стиле, что и на машинах и знамёнах зеленокожих. В воздухе висела вонь, которая была почти невыносимой даже для Баса. То, что ему так долго удавалось избегать обнаружения, отчасти обуславливалось тем, что он втирал в свою кожу засохшие орочьи фекалии. Вначале его выворачивало так, что он боялся умереть. Но после того первого раза он быстро привык, и благодаря этой прискорбной практике ему прекрасно удавалось заглушить свой человеческий запах. Если бы не это, его бы уже давно нашли и прикончили. Но даже с учётом этого миазмы нечистот и гнили, наполнявшие обширный вестибюль, были тошнотворными.

Бо́льшая часть мраморной облицовки, украшавшей здесь внутренние стены, была расколота и обвалилась на пол, обнажая неровный кирпич и, во множестве мест, перекрученные стальные пруты, которые делали спуск быстрым и лёгким. Бас в последний раз оглядел помещение, убеждаясь, что все зеленокожие находятся снаружи, наблюдая за схваткой. Затем он быстро слетел вниз на пол вестибюля. Он прошёл вдоль западной стены и приблизился к чёрной железной клетке, бесшумно ступая своими босыми ногами. Ни один из пленных людей не видел и не слышал его, пока он не встал чуть ли не прямо перед мальчиком. И даже тогда они, похоже, были слишком вымотаны, чтобы заметить его присутствие. Мальчик продолжал смотреть прямо вперёд. Его взгляд был всё таким же страстным, глаза не моргали, и Бас на мгновение запаниковал. Возможно, у мальчика было не всё в порядке с головой.

Бас какое-то мгновение изучал его вблизи. Как и остальные, тот был нездорово худым, явно истощённым от недоедания, со следами порезов и синяков, которые не зажили как следует. В центре его лба имелась чёрная татуировка шириной где-то в три сантиметра. Бас обратил на неё внимание, но ему не доводилось видеть ничего подобного, и он не имел ни малейшего понятия, что означает стилизованное изображение одного глаза, обрамлённого треугольником. Бас посмотрел вниз на руки мальчика и заметил ещё одну татуировку на внутренней поверхности правого предплечья. Это был штрих-код с цифрами под ним. Его нанесли не зеленокожие — слишком уж хорошо он был выполнен. Бас не мог представить, что значат эти татуировки, и прямо здесь и прямо сейчас его это не волновало.

Он потянулся и тронул левую руку мальчика там, где та стискивала прут.