Михаил Белозеров - Гибель Марса

  -- Ау! Где вы?! - вопросил комиссар Ё-моё.

  "Ау, ау, ау..." -- донеслось из коридоров.

  Он заговаривал мне зубы, пока Сорок пятый подбирался на расстояние верного выстрела. Для этого ему пришлось сделать порядочный круг и зайти с дальнего края клеток. Он был так уверен в себе, что последние несколько метров даже не осторожничал, хотя и предпочел сделать перебежку до ближайшей колонны. Это была его ошибка, потому что я знал, где находится колонна по отношению ко мне. После колонны он должен был перебежать к решетке и только тогда стрелять.

  Два шага к решеткам были последними в его жизни: я разрядил обойму в темноту и в отблесках выстрелов увидел, как Сорок пятый упал на пол. Надеюсь, я его убил. Хотя убить юмона сложно. Юмоны живучи, как кошки.

  После этого я побежал в том направлении, куда по моим расчетам Рем Понтегера утащил пьяного Леху. И когда я уже вообразил, что мне ничего не угрожает, сзади ударил выстрел и я упал.

  Первое, что я увидел, когда открыл глаза, был огромный черный пистолет с вычурной скобой, лежащий на краю тумбочки. С минуту я рассматривал его. Телефон выводил трели: "Трум-м... трум-м... трум-м..." Так и не вспомнив, откуда у меня оружие, я сполз с кровати и нашел трубу под ворохом одежды в кресле с высокой спинкой. В ухо ударил баритон Алфена:

  -- Ты еще спишь, сукин сын?!

  По утрам он всегда был раздражительным, пока не выпивал чашку кофе со сливками в обществе новой секретарши - полчаса благоденствия для всей редакции. Большей роскоши Алфен себе позволить не мог. Потом выгонял слегка помятую Верочку Матюшину и принимался за нас. Здесь на Марсе он стал грубее и жестче, словно муки старости овладевали им.

  -- Уже проснулся, -- бодро ответил я, почесывая левое плечо, на котором откуда-то появился болезненный бугорок.

  -- Лучше бы не просыпался!

  -- Нас разгоняют? - осведомился я, потому что подобные слухи постоянно муссировались в редакции.

  -- Если бы! - саркастически воскликнул Алфен.

  Должно быть, он сам мечтал об этом, чтобы по воле судьбы освободиться от того ярма, которое на старости лет тянул в виде редакции.

  -- На что вы намекаете? - спросил я, с удивлением прислушиваясь к звукам в квартире: кажется, в ванной кто-то брился.

  -- На твой отчет!

  Я покосился на часы. Девять утра. Что-то рановато. Неужели, Алфен из-за меня отказал себе в маленьких радостях? Это значило, что дело серьезное. А я-то старался: накануне отослал краткое сообщение, из которого еще не значило, что я обнаружил черных ангелов. Надо быть полным идиотом, чтобы раструбить об этом всему свету. К тому же общеизвестно, что все события, происходящие во временном сдвиге, не имеют юридической силы. Ты даже можешь заявиться к своему начальнику и дать ему по рогам - это не будет преступлением. Хотя, во-первых, тебе это не удастся по многим причинам, не считая моральных - и главная из них квадрупольность временного сдвига, то есть приближение к искусственности (на общем фоне скалярного поля всегда оставался след), что исключало вольного обращения - в этом-то и вся сложность для злоумышленников, а во-вторых, для чего же тогда существует метаполиция? Как известно, с ней-то как раз шутки плохи.

  -- Ну и что? - спросил я тем тоном, которым обычно злил Алфена.

  -- Где ты шлялся в понедельник?!

  -- А какой сегодня день?

  -- Вторник!

  -- Не может быть... -- оторопел я, на мгновение забыл о странном бугорке на левом плече.

  -- Может! - перешел на фальцет Алфен. - Может!!!

  -- Я сейчас приеду, -- пообещал я.

  -- Можешь не стараться, -- заявил Алфен, -- ты уволен!

  -- Вы не можете со мной так поступить! - крикнул я в трубу.

  -- Могу! Я все могу!

  И дал отбой.

  В этот момент в комнату вплыл улыбающийся Леха.

  -- Привет...

  От него пахло моей зубной пастой. Он был в моей пижаме и освежался моим одеколоном. Его морда блестела, словно блин, а на руках был сделан маникюр. Если на Земле он носил прическу, как поросль у слона под мышкой - а-ля петушок, то на Марсе старательно зачесывал волосы на бок, что в сочетании с круглой рожей придавало ему слегка купеческий дебильный вид. Недаром его бросила жена, злорадно подумал я.

  Тем не менее я попросил:

  -- Ущипни меня...

  -- Если я тебя ущипну, -- Леха решил поиздеваться, -- ты окончательно спятишь. У тебя вид, словно ты увидел астроса. -- Он опасливо покосился на пистолет и спросил почему-то шепотом: -- Ты действительно считаешь, что мы влипли?

  Если сегодня вторник, то до пятницы далеко, как до земной Луны. Значит, действительно случилось что-то из ряда вон выходящее. Куда-то пропал понедельник! Если черные ангелы и временной сдвиг звенья одной цепи, то мы накануне грандиозных событий. Думаю, Леха и сам сообразил, что дела дрянь. У меня появилось плохое предчувствие.

  Я пошел на кухню, предоставив Лехе возможность, не смущаясь, освежаться моим одеколоном и ходить в моих тапочках, и обнаружил, что в кабинете на кожаном диване кто-то спит: из-под одеяла торчала рыжая волосатая рука. На ковре валились мастырки и двухлитровая бутыль из-под пива "Ладожское". А в комнате стоял характерный запах. Идиот, подумал я.

  -- Ты кого привел? - спросил я, оглядываясь на Леху, который выкатился следом. - Поменял ориентацию?

  В былые времена на Земле мы тоже пьянствовали до потери ориентации в пространстве и времени, но никогда не курили траву на диванах и в постелях.

  Леха идиотски захихикал. Я-то знал, что он однолюб -- любит одних Татьян женского пола и племени. И вообще, он был как огурчик - бодрый и подтянутый, готовый к подвигам, что меня почему-то страшно раздражало. Но смена климата явно пошла ему на пользу.

  Очевидно, Леха наслаждался моим возмущением и еще тем, что я ничего не понимаю.

  -- Вот почему ты хромаешь? - спросил Леха как ни в чем ни бывало.

  Действительно. Левая нога болела. Я задрал штанину пижамы и осмотрел икру. На коже виднелись едва заметные фиолетовые пятна, как от дробинок.

  -- Мы попали в перестрелку? - спросил я, опуская штанину и показывая свое плечо.

  -- Еще бы, -- засмеялся Леха.

  -- Ну не томи, -- попросил я.

  -- А сам не помнишь, что ли?

  -- Помню твой город... сопки... комиссара Ё-моё...

  -- Ну... -- выжидательно оскалился Леха.

  И я понял, что раздражает меня не сам Леха, а все, что с ним связано. Плохо иметь друга, который напивается в самый неподходящий момент - у меня до сих пор болели спина и шея -- что оказалось первым посылом к целому ряду ассоциаций.