Алексей Ефимов - Война в потемках

— Что? Ну, можно сказать, что наша цивилизация только что перешла порог и стала взрослой. Мне самому это кажется невероятным, но я чувствовал это.

— Чувствовал что? Хватит говорить загадками! — Найте начал злиться.

Глядя на него, Анмай вдруг рассмеялся.

— Если я ошибусь, вы будете разочарованы очень сильно. Еще меньше мне хочется, чтобы надо мной смеялись. Если это действительно правда, вы узнаете об этом не от меня. Сейчас мне придется вас покинуть, но мы будем поддерживать постоянную связь. Найте, открой наконец выход — я не хочу сидеть здесь вечно!

Найте кивнул, нажимая нужные кнопки. Сквозь раскрывшиеся двери Анмай вышел из зала и, миновав мост и лабиринт, попал в сумрачный туннель. Здесь ничего не изменилось. Он присел у стены. Ему показалось, что все происшедшее ему лишь приснилось и ощущение реальности упорно не желало возвращаться.

Его отвлек писк телефона. Слабый голос Найте произнес:

— Анмай, мы опоздали. Началась война.

— Что еще случилось?

— В Кен-Каро к мятежникам присоединились полицейские — их-то «не убивали как собак», — и части Внутренней Армии.[10] Это дело городских властей — вся Ирмийская область давно ждет лишь повода для бунта. ЧК сообщает, что долго они не продержатся — по ним уже бьют из танковых орудий. Основные силы истребителей остановлены у реки Кару — там взорван мост. Что делать?

— Для начала объясни, почему так случилось. Опять отличился Черми Эрно?

— Да. Он приказал вертолетчикам расстреливать людей на улицах. В ход пошли и ракеты.

— И они подчинились? В таком случае наша Внутренняя Армия не мятежники, а герои, защищающие город от убийц! Так им и передай!

— Да, но… — Найте подумал. — Черми объявит предателями нас! Это гражданская война!

— Сомневаюсь, что Черми кто-то поверит. В конце концов, он зашел слишком далеко. Нам придется от него избавиться — хотя, может быть, и не сейчас. Передай всем нашим частям, чтобы они оставались на местах. Если кто-то откажется подчиняться — он мятежник. Точка. Сейчас главное — прекратить стрельбу, даже силой, если не выйдет иначе. И если вертолеты Черми опять будут стрелять по людям — сбивайте! Передай Внешней Армии — они разбираются в таких вещах. Главное — прекратить сражение. Остальным пусть займется Маоней Талу.

— Но ведь он только…

— Один из нас!

— Но он настолько молод…

— Да? А сколько лет тебе? А мне? Я же говорил, что это будет нелегко! И еще — Бору дает явно недостоверные сведения. Это должно быть интересно для тебя! Похоже, осталось еще немало прохвостов, избежавших внимания ЧК во время Второй Революции и готовых при первой же возможности предать нас. Вспомни — они почти погубили нас, но тридцать лет назад мы от них избавились, как думали, навсегда. Здесь главная опасность. Если устраним ее, можно будет заняться остальными.

— Но, Анмай, я…

— Удачной работы, Найте!

Анмай прервал связь, поднялся и пошел по коридору. Через несколько секунд он понял, что идет прочь от лифтов, усмехнулся и пошел дальше. Стремление к публичности прошло у него раз и навсегда еще семь лет назад — после того, как пятнадцатилетний Йоолэй Халлэ въехал в толпу собравшейся в его честь молодежи на грузовике с тонной взрывчатки. Триста пятьдесят человек было ранено, полтораста, в том числе восемь прикрывших его своими телами охранников убито — просто потому, что оказались между ним и убийцей. Сам он отделался всего несколькими ссадинами и сильной головной болью — результатом контузии. Эта боль быстро прошла, но ужас от случившегося остался. Быть под непосредственной охраной он тоже избегал — хотя бы из жалости к охранникам. В конце концов, им доставалась собачья работа. Бесконечное ожидание возможной в любой миг атаки выматывало нервы и порой приводило к тому, что охранники сами начинали мечтать о том, чтобы случилось какое-нибудь несчастье — что угодно, кроме напрасного ожидания нападения. А мечтам ведь свойственно сбываться — или претворяться в реальность…

Анмай яростно помотал головой. Ему не хотелось ни о чем думать. Он просто шел вперед, наугад сворачивая вправо или влево, пока его внимание не привлек странный темно-голубой, тусклый свет, не похожий на привычный ему сине-ртутный. Посмотрев вверх, он увидел приваренные к потолку массивные цилиндры атомных ламп. Слабое, мертвенное свечение линз на их нижних торцах, отблескивая на влажной стали стен, разбивалось на множество одинаково зловещих оттенков. Так же бездумно он вступил в него. Выползавший из множества одинаковых темных ответвлений холодный туман скрывал продолжение туннеля. Шаги резко отдавались в тишине, эхо доносило их искаженный отзвук, словно стлавшийся по стальным плитам пола. В покрывающей их толстым слоем влажной, липкой пыли четко отпечатывались его следы. Никто не бывал в этой части крепости.

Туннель казался Вэру бесконечным… пока вдруг не оборвался у закрытых и намертво заклиненных стальных ворот, накрест перечеркнутых красными полосами. В боковых стенах по обе их стороны зияли широкие темные проемы и он обернулся.

Скрытый туманной голубоватой мглой трапециевидный туннель уходил, казалось, прямо в иной мир. Вдоль него дуло, туман собирался клочьями и плыл навстречу из мертвенной мглы — словно шествие привидений…

Анмай вздрогнул. Из мглы донесся жуткий надрывный стон с явно металлическим оттенком, затем — серия быстро приближающихся пощелкиваний. Вдали он заметил странное движение — нечто невидимое беззвучно взвихряло и разбрасывало клочья тумана, быстро приближаясь к нему. Он бездумно бросился в правый проем — левый был перекрыт решеткой, — и застыл у бездны, зияющей в двух шагах от его ног. Бежать было некуда. Мышцы Вэру непроизвольно напряглись. Вихрь достиг его, в лицо ударил порыв теплого ветра… и все.

Он с трудом сдержал истерический смех. Всего лишь сквозняк от открытой кем-то двери! А он едва не бросился от него прямо в…

Клубы тумана беззвучно шевелили его волосы и уходили в бездну. Вэру почувствовал, что взмок, несмотря на холод, и весь дрожит. Мышцы свело так, что он не мог двинуться с места. Он даже не представлял, что может так испугаться. Стоять перед смертью уже страшно — а оказаться беспомощно ожидающим между одной смертью и другой… и так глупо! На какое-то мгновение ему показалось, что ЧТО-ТО решило убить его из-за того, что он понял — и именно это было невыносимо страшно.