Евгений Связов - Отчет 0 «Под летящий камень…»

Я не хотел гнева. Он будил страх, что меня убьют. Я не хотел страха — он заставлял убивать. Я не хотел убивать — устал. Я вообще ничего не хотел.

— Харш!!!! Помоги!!!!

Кто-то живой, кто обычно и есть я, ухватился за это вопль, как за ниточку, и медленно вытянулся за нее из топкого болота воспоминаний.

Вяло обернувшись и получив удар в поясницу, я увидел зрелище, которое ударило по апатии, как спирт в голову.

Нат и Мара стояли плече к плечу на краю провала в полу и отбивались от двух мохнатожилетных. Еще трое, отойдя на пару шагов, деловито изготавливали луки к стрельбе.

Мелькнула фотография двух тел на полу, у которых под шлемом кровавые пятна с торчащими оперенными древками.

Я напугался. Испуг рванул цепной реакцией, разросся в страх, страх смел все мысли, заметался по телу, заполняя его мириадами завихрений, требующими двигаться, чтоб выпустить их.

Легкие вытолкнули воздух сквозь скрученное горло, руки сдернула арбалет и взяли на прицел крайнего лучника.

Страх убить мгновенно окаменил тело. Понимание, что сейчас я убью и меня за это смогут наказать, заморозил все силы, все эмоции. Руки, придавленные тяжестью арбалета, опустились.

— Ха-а-а-арш! — завизжала Мара, глядя, как центральный лучник, улыбаясь, нацеливает стрелу ей в лицо.

Какое-то мгновение, очень долгое, я чувствовал себя очень слабым и ни на что не годным — ослепшим безруким стариком. Это ощущение отделило меня от всего — тела, памяти, эмоций из этой памяти. Потом оно отделилось само…

… Какая-то комната. Очень деградировавшие существа, прилепленные к телам. Одни тела хотели убить другие тела. Это не нравилось.

Тела медленно махали кусками стали. Еще трое поднимали метательные устройства.

У меня тоже было тело, и в руках у него тоже было метательное устройство. Мое тело, повинуясь желанию, подняло устройство и использовало его. Перезарядило. Использовало. Перезарядило. Использовало.

Я посмотрел на три испорченных тела, существа в которых с удивлением начали понимать, что они — не тела и испортил два тела с острыми кусками металла, нападающими на те тела, порчи которых я не хотел. Почему? В одном из них существо, которое мне нравиться. Похожее на то, которым я люблю притворяться…

Нат.

…Память, зацепив меня крепко сцепленными друг за друга картинками, втащила обратно в себя…

Бум! Что-то ударило по затылку. Я ошарашено посмотрел на пятерых бородачей, которые стояли, несмотря на торчащие из середин груди оперения стрел. Они попадали на пол.

Я посмотрела на свои руки, держащие взведенный арбалет и понял, что это я их убил. Всех пятерых за секунду, только почти не помнил, как. Что-то скрутилось вокруг головы, окутав ее плотным занавесом, приковавшим все внимание к закрученным мышцам затылка. Бум! Звяк.

Стрела ударила под колено.

Ладно, хрен с ним, чем-то, что со мной в очередной раз случилось. Гораздо важнее, что по мне стреляют, и это мне надоело. Я только что продырявил пять человек и ничего, кроме восторга и злобной радости, не чувствовал.

Одним сложным движением я закинул арбалет за спину и убрал трубку.

Вторым — вытянул Крыло и задвинул заслонки, оставившие открытыми только узкие щели глаз. Крыло засветилось.

— Ну что, тушканчики?! — проревел я на местном, поворачиваясь.

Четверо с саблями и двое вышедших из темноты лучников секунду пялились как кролики на удава, а потом издали хоровой визг:

— Ху-у-у-уш!

Двое выронили сабли. Остальные видно, просто не успели бросить оружие из-за страшной спешки, с которой они исчезли в темноте прохода.

— Ну вот. А говорили — местный язык знать будете. А тут обругали, и не знаешь, кем. — обиженно буркнул я, наслаждаясь свободой. Какое-то мелкие запреты на убийство, страхи перед милицией, мафией, спецслужбами, негативной оценки родственников, гнездившиеся на старых чужих страхах быть убитым до того, как завершу какое-то Дело, дружно вспорхнули с загаженных гнезд, построились в косяк и улетели в неизвестном направлении.

Я убил, и меня за это не убили. Наоборот. Два человека были мне за это благодарны. Наверное.

Я отвернулся от двери, из-за которой доносились удаляющиеся визг и топот.

— Не слышу «спасибо». — с потрясающей меня самого холодной веселостью сказал я Нат и Маре, все еще стоящими с мечами в руках там же, где они стояли, когда я застрелил их противников.

— Э… э…это как? — ткнула мечем в пять трупов Нат.

— Чего — как? — спросил я, засовывая в чехол потухшее Крыло.

— Одновременно? — Нат подняла на меня круглые глаза, очень эффектно смотревшиеся на белом лице.

Я раздвинул заслонки, сунул в зубы трубку и сварливо спросил, прикидываясь подгорным гномом:

— Ты где была, когда я Маре объяснял, что я не человек, а так — на Землю по делам заглянул?

— Так… так… так ты на самом деле…? — Мара мешком плюхнулась на пол и тупо уставилась на кончик своей сабли.

— А ты думала, что я способен на такую подлую шутку, как банальный обман? — весело спросил я, очень довольный тем, что она в шоке.

— Харш. — тихо окликнула Нат, медленно убирая меч в ножны и двигаясь ко мне неуверенной походкой. Веселость моя отскочила от ее серьезности, шарахнула по мне же и потухла.

— Что?

— Знаешь, нам и так страшно. Какая-то другая планета, какое-то мужики пытаются убить… — ее голос дрогнул, по щекам покатились слезинки. — А единственный, кто может защитить, то и дело откалывает что-то непонятное. И я уже не знаю, кого больше бояться…

— Меня. — быстро ответил я, и не задумываясь, изложил все, что чувствовал:

— Нат! Мара!.. Мара!!!!

Мара вздрогнула и подняла на меня взгляд.

— Девочки, я только что открыл, что убивать — приятно. И еще я обнаружил, что общаться с людьми, зная, что можешь их убить, гораздо приятнее, чем когда ты должен с ними общаться, чтобы избегнуть неприятностей. И еще. Вы можете меня бояться, потому что я могу вас убить, как и любого другого человека. А могу не убивать. И не хочу. Честно. Мар, иди сюда, не съем.

Мара вяло поднялась и обречено подошла к Нат. Я посмотрел на два лица — заплаканное Нат и угрюмое Мары. С потрясшей меня внезапностью я понял, что мне очень хорошо от того, что они есть, и что они есть рядом, и что с ними можно перекинуться парой слов, можно их обнять. Это чувство секундочку потопталось в груди, а потом вышло наружу:

— Люди, я вас люблю. Вы, может быть, не понимаете, что такое я, но то, что это что-то вас любит — это-то вы понять можете?

— Черт… почему я тебе верю? — прошептала Мара. Угрюмость исчезла с ее лица, вытесненная злобным восхищением.