Бертрам Чандлер - Трудное восхождение

— Трудная работа?

— Как и ваша, капитан.

Медный звук горна из интеркома разнесся по каюте.

— Нас просят к столу, — сказал Граймс.

— Как у вас все стильно, капитан.

— У нас есть записи сигналов на все случаи, — пожал плечами Граймс. — Что до еды… — он опять пожал плечами. — Повара у нас нет. Готовит радист… то есть мистер Словотный. Для радиста он неплохой повар.

— Как вы думаете, он не обидится, если я этим займусь? — спросил Альберто. — В конце концов, я единственный бездельник на этом корабле.

— Мы над этим подумаем, — сказал Граймс.

— Знаете, что я думаю, капитан? — неторопливо начал Бидль.

— Я же не телепат, Первый, — лениво отозвался Граймс. — Озвучьте мысль.

Оба офицера отдыхали в рубке после сытного обеда. Обоим хотелось расстегнуть пуговицу на форменных шортах. Граймс пытался подавить легкую отрыжку. Обязанности кока принял мистер Альберта, и прием пищи превратился из необходимости в удовольствие. Правда, он наотрез отказался мыть посуду… но это, если вдуматься, невеликая цена за такое счастье. Сегодня вечером, например, на ужин была подана «салтимбокка» с терпким красным вином — шеф-повар умудрился сделать регидратированное вино похожим на настоящее! И при этом он еще извинялся — искренне извинялся! — за качество еды! А шалфей — свежий, а не сушеный!

— Я думаю, — так же неторопливо продолжал Бидль, — что Верховному комиссару приелось местное меню. Вот он и послал за мистером Альберто, чтобы тот похозяйничал и внес некоторое приятное разнообразие.

— Возможно, — согласился Граймс. — Но какого черта наше начальство отрядит «серпент» за шеф-поваром? Будь он хоть трижды гением… Подозреваю, на Донкастере найдутся повара не хуже.

— Повар и шеф-повар — это две большие разницы.

— Ладно. Но и шеф-повара на Донкастере наверняка есть. — Но Альберто действительно хорош. Вы сами говорили.

— И могу еще раз повторить. На самом деле, можно хорошо уметь несколько дел, но оставаться при этом любителем. Альберто как-то говорил, что он математик…

— Математик?

Бидль был не на шутку удивлен.

— Вы же знаете, что Бестия любит показывать свои игрушки всем, кто проявит хоть какой-нибудь интерес. Так вот, Альберто был в рубке во время его вахты — помните, он сказал, что наладит кофеварку? Наш мистер фон Танненбаум выстроил своих кроликов и заставил их показывать фокусы. И он страшно ворчал, когда сдавал мне вахту. Как это он сказал? А! «Я думал, все эти планетарные крысы тупицы. Но Альберто — это нечто выдающееся. Если он сумеет сложить два и два, то один раз получит четыре, а другой раз — пи в квадрате».

— А кофеварку он наладил?

— А как ты думаешь. Кофе теперь — просто класс.

— Тогда на что вы жалуетесь, Первый?

— Я не жалуюсь — просто странно все это.

«Согласен», — подумал Граймс. Но командир корабля имеет право получать на свои вопросы только удовлетворительные ответы. Едва Бидль ушел заниматься своими многочисленными делами, Граймс вызвал по интеркому Дина.

— Ты занят, Призрак? — спросил он.

— Я всегда занят, капитан.

И это была правда: офицер псионической связи всегда на посту — хочет он этого или нет, спит или бодрствует. Каждую секунду, круглые сутки его мозг открыт для посланий других телепатов. Одни были способны передавать мысли на любые расстояния, другие — нет; одни пользовались органическими усилителями — к числу таких телепатов принадлежал и Дин, другие обходились собственными силами. Само собой, в этом присутствовал момент избирательности. В далекие времена, когда радио на Земле только появилось и называлось «беспроволочным телеграфом», оператор мог выловить из невнятного шума помех сигнал своего корабля, чей-нибудь «СОС» или «ТТТ». Точно так же телепат обычно «слушает» избирательно. Кроме того, он может «слышать» мысли нетелепатов, которые находятся неподалеку. Но это остается в тайне — по крайней мере, если не возникают крайние обстоятельства.

— Можешь уделить мне пару минут, Призрак? В конце концов, твое занятие к месту не привязано — моя каюта для этого тоже годится.

— Э-э… слушаюсь, капитан. Сейчас поднимусь. Я уже знаю, о чем вы хотите меня спросить.

«Еще бы», — подумал Граймс.

Примерно через минуту мистер Спуки Дин вплыл в капитанскую каюту. Прозвище весьма ему подходило — высокий, хрупкий, белесый, почти прозрачный, он действительно напоминал привидение. Даже черты лица выглядели размазанными.

— Приземляйся, Призрак, — приветливо сказал Граймс. — Не желаешь промочить горло?

— Пожалуйста, джину, капитан.

Граймс налил обоим поровну. В собственный стакан он бросил льда и щедро плеснул тоника. Мистер Дин предпочитал чистый джин — такой же бесцветный, как он сам.

— Боюсь, что не могу выполнить вашу просьбу, капитан, — протянул псионик, медленно посасывая джин.

— Почему, Спуки?

— Вы же прекрасно знаете, что мы, выпускники Райновского института, даем клятву уважать частную жизнь других людей.

— На корабле ФИКС не может быть «частной жизни», Призрак.

— Может, капитан. Должна быть.

— Но не когда речь идет о безопасности корабля.

Старая песня. Этот диалог происходил не в первый раз, повторяясь с точностью звукозаписи. После третьей порции телепат сдается.

— У нас бывали странные пассажиры, Призрак Помнишь вальдегренского дипломата, который хотел захватить корабль и улететь на нем домой?

— Я помню, капитан, — Дин протянул непонятно как опустевший стакан. Граймс, снова поймал себя на мысли, что джин телепортируется из стакана прямо в желудок псионика, но налил еще.

— Мистер Альберго тоже странный пассажир, — продолжал он.

— Но он гражданин Федерации, — вяло возразил Дин.

— Откуда мы знаем? Может, он двойной агент? Или, может быть, ты знаешь точно?

— Не-а.

Дин готов проболтаться всею после двух стаканов джина? Небывалое дело.

— Я ничего не знаю.

— В смысле?

— Обычно, капитан, нам приходится закрывать свое сознание от скучных повседневных мыслей псионических тупиц… только не обижайтесь. Мы так называем всех нетелепатов. Вы же только и делаете, что вспоминаете о девицах из последнего порта и представляете тех, которые встретятся в следующем. Просто тошнит! — он скорчил гримасу отвращения — вернее, нечто похожее на гримасу. — Задницы, животы, груди! Бестия сам не свой до титек, а у вас пунктик — красивые ножки…

Оттопыренные уши Граймса побагровели, но он промолчал.

— А все эти мечты о карьере — вообще завыть хочется: «Когда я получу еще полкольца? Когда я стану старшим офицером? А адмиралом?»