Олег Шовкуненко - Оружейник. Пилигримы проклятых земель

– Посидели, по сотке спирта накатили за встречу, ну и поговорили, конечно, основательно. Он мне рассказал, что вертушку починил. Аэропорт то во время войны Министерству Обороны передали. Там теперь боевой авиатехники море. Только руки и голова нужны. А у Сергеича и с тем, и с другим все в порядке.

– А ты ему, я так понял, про наш поход доложил? – догадался Леший.

– А разве это секрет? – капитан поглядел командиру в глаза.

– Нет, – Загребельный ответил просто. – Главное, чтобы после такой истории тебя за придурка не приняли.

– Может кто другой и принял бы, но только не Летяев. Он как узнал о боевых платформах, аж задохнулся от восторга. Только сказал, что по земле вы до Могилева живыми не доберетесь.

– Ну, дальше все понятно!

Я кивком поблагодарил Соколовского за службу, рассказ, а заодно и за спасение наших жизней. Особенно за последнее. За это дело сколько ни благодари, все равно много не будет. Эх, всего бы на несколько минут пораньше… Глядишь, и Главный остался бы жив.

Я перевел взгляд на тело погибшего ханха. Поглядел на его бледное спокойное лицо. Так уж выходит, что этого… ладно, пусть будет человека, всегда окружала тайна. Сперва люди спорили прав или не прав, бог или не бог, затем существует или нет, а вот теперь нам предстоит решить друг или враг. Почему-то мне очень и очень не хотелось называть его врагом.

– Еще там, в Одинцово, он говорил, что пришел к нам с добром, с помощью, что действует независимо от своих собратьев, – я напомнил аргумент, который уже приводил не раз.

– Может и так, – подполковник ФСБ насупился. – Только все равно он что-то скрывал, что-то не договаривал, и это весьма подозрительно. – Загребельный стал загибать пальцы: – Первое. Перед смертью Главный сказал тебе: «Ветров, найди модуль. Для вас это единственная надежда». Понимаешь, Максим, «для вас», а не для «нас». Значит положение Создателей не столь безнадежно. – Тут Леши горько ухмыльнулся. – Это если у них вообще имелись какие-то проблемы, и слухи о вирусе, поразившем «Облако», не деза чистой воды.

– Как ты справедливо заметил, это он сказал перед смертью. Он думал о нас даже в последние мгновения своей жизни. Это ведь что-то да значит! От этого ведь нельзя просто так отмахнуться!

– Второе, – Леший словно не заметил моих слов и загнул следующий палец. – Помнишь, я рассказывал об эльфах и о том, что они уже много лет сотрудничают с янки? Поземные базы и все такое…

Когда я согласно кивнул, чекист продолжил:

– Так вот, тогда я слегка солгал, специально солгал. С Американцами сотрудничали совсем не эльфы. Этот номер у них вряд ли мог получиться просто в силу «ангельского» норова последних. На подземных базах хозяйничали совсем другие. Это были те головастые уроды, что покромсали Блюмера. Точно тебе говорю. Я видел фото и читал донесения наших агентов. Главный знал об этом, уж поверь мне. Знал и ничего не сказал. А это больше, чем странно.

Леший ошарашил меня этим признанием, а затем взял длинную паузу в течении которой угрюмо пялился в даль, на юго-запад, туда, где сейчас и находился проникающий на Землю, разрастающийся, словно раковая опухоль, чужой мир. Чекист будто и впрямь что-то там разглядел. Таинственное нечто заставило его болезненно поморщиться и негромко произнести:

– Еще одно наблюдение, – Андрюха демонстративно загнул третий по счету палец. – Насколько я понял, Главный не знал, что творится в глубине Проклятых. Это он-то, один из Создателей!

Слова Загребельного немедленно воскресили в памяти некоторые из фраз ханха. Что-то меня в них не устраивало, только вот раньше я не особо вдумывался. Все спешил удержать основную нить разговора и совершенно не предавал значение мелочам. Зато теперь… Откуда, к примеру, взялось: «Вполне вероятно, что там сейчас пустыня с ярко-алыми барханами»? Или: «… точно сказать сложно. Знаю лишь одно, в глубине Проклятых земель образована стабильная формация…»? Цирк-зоопарк, что значит «вполне вероятно» и «точно сказать сложно»? Ты Создатель или хер собачий? Ты что не знаешь что создаешь?

Я подумал об этом, но почему-то без всякого зла и раздражения. Может потому, что все это касалось человека, над телом которого мы сейчас стояли, а о мертвых, как известно, или хорошо или ничего. Хотя, скорее всего, не в этом дело. Мне просто очень не хотелось верить, что Главный мог причинить нам вред. Он явно не все говорил, чего-то не знал, о чем-то лишь догадывался, но в конце концов это его дело. У каждого есть свои секреты, и далеко не всегда они таят в себе зло и коварство. И это ярко подтверждали последние слова Главного. Они были о нас, о человечестве, о котором его отец продолжал думать даже на смертном одре. Мог ли такой человек, ладно не человек, бог… Так вот, мог ли он предать?

Определенно Андрюха терзался теми же сомнениями. Да только богатый опыт старшего офицера Федеральной Службы Безопасности требовал доверять лишь фактам, а вовсе не чувствам. Именно опираясь на факты, Загребельный и вынес свой вердикт:

– Значит так, у нас два варианта. Один – двигать на Могилев. Другой – не двигать на Могилев.

– Глубокая мысль, – я невесело хмыкнул.

– Если поверить Главному и пойти, то впереди ждет полная неизвестность, возможно смерть. Если не пойти…

– Полная ясность и тоже смерть. Ханхи вряд ли еще раз выйдут на связь. У них больше нет посланника.

– Ханхи?! – Костя Соколовский, и без того вконец потерявшийся в наших разговорах, наконец не выдержал и сдавленно воскликнул.

– Да, Сокол, именно ханхи. И это один из них, – Леший указал на мертвое тело.

– Так что, выходит Ертаев вовсе не бредил? Они здесь? – Соколовский ошалело переводил взгляд с Лешего на меня и обратно.

– Они всегда были здесь, – своим ответом я еще больше ошарашил капитана.

– Ничего не понимаю, – Костя затряс головой.

– Мы и сами многого не понимаем, – я положил ему руку на плечо. – Но по пути в Белоруссию попытаемся разобраться.

– Значит, решено, – подытожил Леший. – Вариант номер один.

– Решено, – я кивнул. – Выбора у нас нет. Вот похороним его и сразу двинем.

– Вы хотите хоронить ханха? – изумился Соколовский. – После всего, что они…

– Капитан! – повысив голос, я перебил негодующего спецназовца. – Поверь, этот ханх достоин, чтобы быть похороненным по-человечески.

Мы стояли вокруг погребального костра и глядели на огонь. Собрались все, даже Соколовский с Летяевым, которые знали лишь что сжигают врага, ханха. Они явно не понимали, что происходит. Почему все мрачнее ночи? Почему опустился на колени несгибаемый милиционер? Почему на щеке Лизы блестят слезы? И почему впервые в жизни перекрестился старик ученый? Я им конечно же объясню. Потом объясню. Потому что сейчас нельзя. Сейчас должна царить тишина. Ничто и никто не должен мешать каждому из нас говорить с богом. Именно говорить, а совсем не прощаться.