Павел Данилов - Меценаты зла

Громов подскочил, когда на плите, с характерным щелчком образования плазмы, появился новый ожог. Француз глубоко и часто задышал, словно в легком приступе астмы.

– А в другом пальце парализатор, – улыбнулся француз. Жак от души наслаждался изумлением друга.

– Охренеть, – спустя секунд пятнадцать, подвел итог своим мыслям Кирилл. – Смотри во сне себя не пристрели.

– Да тут пальцы по-особому надо изогнуть и всю руку напрячь, – ответил Жак. – Все продумано. Лейбон говорит, что особо ярые любители новинок сами начнут рубить себе пальцы, чтобы вставить такую же штуку. Потому болтать об этом эксперименте Королева запретила.

– Это она умеет, – улыбнулся Громов. – А аккумулятор где? Как батарею-то менять?

– Все внутри. На биотоках каких-то пушки работают. Ты лучше Лейбона спроси, я ни черта не понял.

– Что-то новенькое, – покачал головой звездолетчик.

– Если кувалдой не бить по пальцам, то лет на пять точно хватит.

– Как же ты будешь входить во дворец? Отрезать себе пальцы? – усмехнулся Кирилл после долгого молчания.

– Во дворце стоит какая-то безумная «глушилка», что почти никакое оружие не работает. Да и невидимых стражей там, ё-мое сколько.

– Смотрю, ты тоже разжился информацией о жизни правящей особы, – произнес Кирилл. – Двести лет она правит пиратами. Объединила их в планетарное сообщество, а на Земле о ней ни сном, ни духом. Сегодня она сделала мне предложение.

– Оу! – оживился Жак. – Ты скоро станешь королем?

– Сегодня она была в таком платье, что не грех об этом и помечтать, – хмыкнул Громов. – Но ей нужны солдаты. Я снова лечу на Тайлу.

– Псих! По бункеру соскучился? Там тоже Псих живет. Иль камера в правительственной тюрьме понравилась? Теперь будь уверен – десять наручников наденут.

– По-моему, тебя несет, – засмеялся Кирилл. – Я внешность изменю. И полечу в составе ученой делегации. Вопрос в другом…

– Я понял, – вздохнул Жак. Громову показалось, что друг заколебался с ответом. Потом он вздохнул еще раз и сказал: – Знаешь, Кирилл, я так хочу отдохнуть от беготни. Если я был согласен на бункер, то здесь для меня и вовсе рай.

– Не буду уговаривать, – медленно произнес Громов. – Не на курорт зову.

Паузу прервал появившийся старик.

– Ты мне деревца, главное, не повреди, – сказал садовник, показывая на плиту, за которой начинался новый сад.

– Все под контролем, – отозвался Жак.

Садовника качнуло, словно он сейчас грохнется в обморок. Встрепенувшись, он посмотрел на друзей долгим взглядом. Глаза его засветились, будто он вновь решил рассказать про красное железное дерево.

– Кто тут поминал моего брата нехорошим прозвищем? – спросил он. – Узнали?

– Что за… – пролепетал Кирилл, узнавая взгляд.

– Может, в их воздухе много не только кислорода, но и какой-то наркоты? – истерично хихикнув, спросил Жак.

– Иван? – спросил Громов, не обращая внимания на француза.

– Я же просил не называть меня этим именем! – воскликнул садовник. – Поэт я. И в материальном мире у меня всегда мало времени.

– Это… как все это…? – неуклюже спросил Кирилл, но друг его понял.

– Пока жив мой брат, я не могу обрести покой. Мы с ним одна сущность, разбитая на два тела, на две гениальные и от того неполноценные личности, – объяснил Поэт. – Тяжелое состояние. Зато теперь я могу видеть и вас, и брата, и Шамилу.

– Я даже не знаю, рад я или нет, – снова истерично засмеявшись, сказал Жак.

– Поэт, ты извини, что так получилось, – сказал Кирилл. – Что не сидишь в этих прекрасных садах рядом с нами. Здесь ты, наконец, насладился бы жизнью.

– Теперь у меня другая жизнь, – ответил Поэт. – Едва смог уговорить брата не совершать самоубийства. Вы же знаете, какой он самоотверженный. Кажется, ваш садовник начинает бунтовать.

– Как часто тебя ждать? – спросил Кирилл.

– Не знаю. Я пытался говорить через Клауса, – сказал Поэт. – Но его сознание такое упрямое, что я не продержался в нем и десяти секунд. Счастливого полета, Кирилл. Не забывай о пророчествах моего брата.

– Спасибо, а ты… – в этот момент садовник снова встрепенулся, и Кирилл произнес давнюю присказку: – Служит дедушкой нам Хаос, если Космос наш отец.

– Смотри в дерево не попади! – сказал дед. – Не дай Бог еще загорится!

– Все под контролем, – механически повторил Жак.

Кирилл часто вспоминал и истолковывал пророчества Психа, но сейчас они приобрели для него новый смысл. О двух пророчествах «Много дум и дел пройдет, прежде чем ты снова увидишь небо. А смалодушничаешь, так и закончишь путь среди крови и иллюзий материи» и «Грядут перемены, и я в них замешан, хоть и не ведаю как» Кирилл думал, что они связаны только с побегом из бункера. А если под небом понимать спокойную жизнь, то дела его еще не закончены. Может, именно после полета на Тайлу он по-настоящему увидит небо и вздохнет с облегчением. А перемены… может, появление Поэта в чужом теле и есть те неведомые перемены в самой форме бытия, связанные со странной сущностью брата Ивана…

«В третьем пророчестве мне обещано дожить до какой-то страшной войны», – подумал Кирилл. «И придут другие, страх перед которыми обратит все распри человечества в обиды внутри детской песочницы. Но знают они, когда приходить, ибо вначале рухнет на человечество Первая Галактическая Война, что истощит недра и напомнит людям их истинную сущность. Ты будешь там». Кто эти другие? Люди? Инопланетяне? Духи, как Поэт? От антиномий у Кирилла заболела голова.

Лишь одно из четырех пророчеств не относилось к Кириллу напрямую: «Я не умею болеть. Единственный недуг, который может меня поразить – Смерть. Но она придет не раньше, чем позволит Бог». Но так, пожалуй, можно сказать про любого человека.

– Кирилл, ты жив? – тихо спросил Жак, потормошив друга за плечо.

– Мое мировоззрение в который раз дает трещину, – отозвался Кирилл. – Теперь я не удивлюсь, если по пути на Тайлу воочию увижу Черную Невесту.

– Может, стоит выпить? – спросил француз.

– Трезвость мышления – мое последнее богатство. Не хватало еще и его потерять, – помахав перед собой рукой, ответил Кирилл. – Лазеры и парализаторы на биотоках, умерший друг в теле садовника, двухсотлетняя королева, процветающая пиратская планета – мир определенно сошел с ума.

– Или мы его просто впервые увидели по-настоящему, – задумчиво произнес Жак.

– Новое всегда вызывает недоверие, – встав, согласил Кирилл и, больше не произнеся ни слова, зашагал в сторону домов.