Виталий Сертаков - Кремль 2222. Юго-Восток

— Ну да, двести с лишним лет, и ничего — эффективно выжили, — гоготнул рыжий. — А мы сейчас в тайных, служебных помещениях. Сюда и до войны небось мало кого пускали. Вишь, какие проходы узкие…

— Ой, а это чо за змеи?

— Это не змеи, это провода, — гордо сообщил рыжий. — По ним раньше ликтричество функционировало.

Спустились по лесенке, я сунул Иголке факелы, а сам взял нож и снарядил все оружие. Неприятно мне тут было, что ли, и, чем ниже, тем неприятнее. Здесь стояли ящики с кнопками, ручками и окошками. Я прочитал слова — «магистраль номер», а еще — «аварийный сброс».

Голова сказал, что это приборы, по которым следили за тем, как течет нефть. Голова — умный, вроде пока ни разу не ошибся. Крутил картой во все стороны, шептал что-то, бегал туда-сюда. Дальше был еще один круглый люк, прямо в трубу. Люк заклинило, заржавел давно, пришлось ломиком ковырять. Я маленько боялся, что из трубы вдарит по нам нефтью или заразной водой с реки, но ничего не вдарило.

— Сухо там, — Иголка смешно подвигала ноздрями, ну точно как лисичка. — Сухо там и тут, никто давно не ходил. И нефти тут вообще нет, вот так.

Нюх у нее оказался — не хуже чем у Бурого. Настоящая колдовка, ага, но мне это все больше нравилось. Мне в ней вообще все-все нравилось, обнял бы и не выпускал!

— Тут никто и не пройдет, — сказал Голова. — В смысле хомо взрослый не пройдет. Но мы туда не полезем. Вон нам куда!

— Голова, ты точно уверен, что нам туда? — Я понадеялся, вдруг он ошибся. Потому что из круглой такой комнаты были три выхода. Два нормальных таких, сухих, с трубами, вентилями, там даже лампы неразбитые висели. Зато третий ход был сырой, бетон крошился, лохмотьями рос лишайник, вроде крыш-травы, только бледный. А еще там на стенках кой-чо было написано. В опчем, не стал бы я такие надписи Иголке показывать, не шибко телигентово.

— Это… это же кровью писали, — охнула моя девочка. — Смотрите, и там тоже, они дни отмечали… много дней. Ой, он пишет… Славушка, смотри, что тут? Я грамоту не шибко разбираю.

— Тут написано… что четырнадцатого числа они съели сержанта. Что он все равно бы умер.

— А кто такой сержант? — спросила Иголка.

— Это вроде десятника, — сказал я.

— Наверное, это кормовой, — предложил умную мысль Чич. — Чего уставились, красавчики? Это же нормально. Охраняли вояки под землей трубу, брали с собой живое мяско, чтоб не протухло…

Ну чо, спрыгнули мы вниз, в темень. Голова сперва, конечно, лучинку мелкую кинул, уж потом факелы зажгли. Антиресные ощущения получились, гулко эхо туда-сюда летало. Труба была здоровущая, занимала половину тоннеля, а потолок над нами низкий. Рыжий башкой не бился, а я маленько задевал. Потопали себе тихонько, под ногами песок взлетал. Дошли до места, где труба под уклон провисла. То есть она, конечно, не провисла, так и задумано было. Далеко позади лучик света потерялся, из люка открытого, а спереди тиной понесло. И не то чтоб страшно, а все же маленько я напужался. А вдруг дышать нечем будет, вдруг там воды по горло?

— Не по горло, — утешил Чич. — Но там кое-что похуже воды.

— Скажи, коли знаешь, — Иголка подняла повыше маленькую лампу.

— Пока не знаю, — Чич задрал обе руки, они стали почти одинаковые. Новая рука старела, покрывалась толстыми волосьями, вены выпирали. — Пока не знаю, красавица. Я ведь мозги вперед запаха чую. А там мозгов-то особо нет…

— Над нами метров шесть уже, — Голова потрогал верх трубы, она сырой стала. Мелкие капельки вниз стекали, но пока не хлюпало.

— Мы уже под рекой, — сказала Иголка. — Вода над нами.

Ну чо, мы все шепотом говорили, хотя никто за нами не крался. Ешкин медь, как-то не получалось тут громко говорить. Иголка стала вдруг дрожать, хотя я ее тепло закутал. Дрожит — и все тут, аж зубами стучит. Рыжий стал ей медовуху совать, та — ни в какую.

— Это не от холода, — говорит. — Это с непривычки. Я в лесу всю жизнь прожила, не то что вы, подземники чумазые.

Мы с рыжим не обиделись, она ж правду говорит. Тут впереди закапало сильнее, ручеек мелкий побежал, а по стенам всякая дрянь стала попадаться. Светляки поганые ползали, гусенички прозрачные, мокрицы. Мой факел стал светить совсем худо, у рыжего тоже один дым валил.

— Сколько шагов прошли? Ты считаешь?

— Ну да, сейчас на стенке нацарапаю. Славка, ты глянь, кто там ползет?

— Пока никто опасный не ползет, — сказала Иголка и принялась чихать. От ее чихов эхо понеслось гулять, у меня аж зубы заныли. — Дальше много воды, — добавила Иголка, когда маленько уняла свои чихи. — Придется раздеваться, под воду лезть. Очень холодно будет, вот так.

— Может, назад вернешься? — спросил ее Голова.

— Не вернусь!

— А как ты без одежды в воду полезешь? — уперся Голова. — Я грю те, Славка, одни хлопоты от бабы в походе. Верни ты ее на Пасеку, пропадем мы с ней!

— Ой-ой, тоже мне пер-дюсер! — мигом оскалилась Иголка. — Это еще кто с кем пропадет?

— Эй, не галдите оба! — Я их за шеи взял, тряханул малость, чтобы мозги верно встали. Утихли, они ж не враги другу дружке. Но я после того давнего трепа с Головой стал на него маленько иначе глядеть. Если он с моей бабой собачился, мне казалось — вдруг он так чувства свои страстные скрывает? Мне сеструха вон по памяти из книжки читала, что, мол, обижают сильнее тех, кого любят. Заумно, конечно, сразу и не поймешь, уж больно хитро древние в книжках писали. Ясное дело, пока мне с рыжим не до споров было. Нам бы живыми вылезти, уже здорово.

— Это магистральный тоннель, — сказал Голова, когда мы дошли до второй развилки. Наверное, час спустя, кто же время считал? Разложил рыжий карту под трубой, Иголка светила, а я с мечом и арбалетом пялился в темноту. — Ты глянь, вот эти значки. На карте и на стене симметрично. Если я верно понял, мы на два метра ниже дна реки зарылись. С этой развилки… непонятно куда идет, листа не хватает.

— Фигня это все, — у Иголки маленько зубы стучали. — Фигня все ваши развилки, давайте наверх скорее!

Я поглядел туда, в сторону. Несколько кабелей на толстых крючьях сворачивали в боковой тоннель, еще там я видел наглухо закрытые двери, сразу две. Видать, двери никто не открывал все эти двести лет. Ясное дело, руки у меня так и чесались, все же я охотник или кто? Если бы не Иголка, я бы, может, рискнул. Вдруг там богатства несметные? Голова наверняка так же думал, ага, подморгнул мне. Но я сказал — все, пошли дальше.

Странные такие ощущения, когда в трех шагах ничего не видать. Вроде как воздуха не хватает, что ли. А еще не понять, утро еще или уже ночь, неприятно. Позади себя я трижды обманки развешивал, веревочки тонкие поперек прохода крепил, железки на них развешивал. Если за нами кто пойдет, так непременно одну обманку, да заденет! Голова помечал на стенах, сколько отшагали, потом глазел в карту. По всему выходило, что скоро должна труба кончиться. Не то чтобы совсем кончиться, на карте вроде тупика получалось, и тут же начиналась толстая такая линия синего цвета.