Андрей Максимушкин - Не герой

Молодой человек убрал пистолет и присел на подоконник. За окном горят уличные огни. На улице толпы. Прямо напротив дома Брянского идет кулачный бой, старая добрая потеха. Все по правилам, без злобы и умысла. Вон и двое городовых стоят у фонаря, глядят на бой, явно размышляют, а не броситься ли самим в драку, забыть на миг про обязанности, потешиться молодецкой забавой. Это Вендия. Это родная земля, это свои люди, это наши люди, это наша земля.

Вспомнились Виктор Николаевич, Димон, Санёк, Женька. И их бросать? Он, Владмир, всегда призывал друзей держаться вместе, одним кулаком, а теперь самому же первому нарушать свое слово? Чем тогда он лучше Петра и Маринки? Перед внутренним взором молодого человека проходили казаки десятского Гната, вспомнился профессор Сташенко, товарищи-однополчане, вместе с которыми он сражался в заснеженных полях за Доном. Память выхватила лица рабочих из строительных десятков на святославльских укреплениях. Бросить этих людей? Нет. Так нельзя. Своих не предают.

– Глеб, приглашение касается только нас троих? – спросил Владмир. – Я ведь не один, за мной мои названые родичи. Я не могу их оставить. Если уезжать, так всем родом, всей кровью.

– Одичал ты в этой Вендии, – усмехнулся Корбут. – Не бойся, у нас давно распрощались с пережитками времен Саксонского королевства и Новгородского княжества. В Империи нет разделения на добрые и новые роды, нет клановости, нет боязни потерять все из-за недоумка-кузена или внучатого племянника. Мы оцениваем людей по личным способностям, а не по заслугам их предков.

– Свободное цивилизованное общество… – пробормотал Владмир.

Понял его только Василий. Друзья переглянулись. В глазах Василия четко читался ответ.

Имперский засланец сулил золотые горы, исполнение желаний, а Василий чувствовал: что-то здесь не то. Слишком все хорошо складывается. Ароматный сыр в мышеловке. И вот, последние слова Корбута расставили все по местам. Василий понял, что именно его не устраивает. С одной стороны, Глеб говорил, что не теряет связи с родиной, не обижен на нее, у них нет лишних людей. А теперь получается, Империя слишком похожа на родной мир Василия. И за что тогда боролся? К чему стремился? Зря, что ли, искал своих? Выходит, зря. Все, как и год назад.

Вспомнились наивные мечты одного великовозрастного идиота, шаставшего по расстреливаемой дальнобойными пушками заставе:

«Одному, без балласта, выживать сподручнее. Сначала определиться с этим миром, разобраться с проблемами, найти себе какое-то жилье, наладить контакты с аборигенами, заявить о себе как об опасном и независимом человеке. Потом уже можно будет думать о подруге и прочих удовольствиях».

Одному легче, не нужно тащить за собой обузу – ерунда! Одному сложнее, одному тяжелее жить и выживать. Обуза?! Это ты становишься обузой для самого себя, когда рядом с тобой нет твоих родных, нет товарищей, нет соратников. Ты один на один с целым миром. И ты имеешь столько свободы, сколько можешь защитить своим мечом. Не льсти себе, ты проиграешь любой сплоченной группе. Просто ты один, а их много. Тебя завалят массой, забьют толпой. Ты не тратишь свои силы и свою свободу на товарищей и родичей, но и тебя некому поддержать, тебе некому помочь. Ты один.

Василий подошел к столу, разлил мед по чаркам. Поднес чарки Гельмуту и Владмиру, взял со стола оставшуюся. Глебу он не предлагал. Язык жестов и поступков прост и доступен каждому, им многое можно выразить. Подняв чарку, Василий кивнул товарищам и пригубил мед. Его поняли. Пили молча, каждый за свое и одновременно вместе.

Глеб понял, что дело идет не так, как предполагалось. Он опять оказался отщепенцем, ему отказали в праве быть членом группы, соратником. Что ж, бывает. Барон Корбут спокойно относился к таким вещам. Разговор не окончен, Гельмут еще не сорвался с крючка, ученый всегда побежит вдогонку за знаниями, он не может иначе. В противном случае он перестает быть ученым. И молодые парни тоже никуда не денутся. Поспорят, поартачатся, попробуют торговаться, затем возьмут время на раздумья и согласятся. Глеб Корбут был в этом уверен.

– Что будет, если мы откажемся? – Владмир первым вернулся к разговору.

– Ничего, – усмехнулся барон. – Ничего не будет. Империя не повторяет свои предложения. Вы так и будете прозябать в захолустье и завидовать людям, летающим к звездам, покоряющим океанские глубины, изучающим соседние миры. Вам останется только завидовать. И вы будете знать, что могли все это взять, но сами отказались.

– Забавно. Я думал, что в случае отказа нас попытаются заставить замолчать навеки.

– Зачем? Вы не опасны Империи.

– А если и опасны, нам этого не скажут, – добавил Гельмут. – Так?

– Не так. Ошибаешься, ученый собрат. Ты и твои друзья не можете причинить нам вреда. То, что вы смогли выяснить, это мелочи. А большего узнать вы никогда не сможете. Империя не любит раскрывать свои тайны, мы не можем себе позволить разрешить вам выйти в космос или открыть мосты на соседние ветки. Так, кажется, в Вендии выражаются?

– Нам надо подумать, – произнес Владмир. – Значит, приглашение касается нас троих и наших ближних родственников?

– Жены и дети, – кивнул Глеб.

Все наконец пошло, как он и предполагал.

– Я недавно прикупил пару картин… – Гельмут провел ладонью по подбородку и обвел взглядом Владмира и Василия. – Хотите посмотреть?

– Природа или город? – спросил Владмир.

– Море, шторм, стихия Водного Владыки.

– На это стоит взглянуть.

Выйдя из деловой комнаты, Владмир плотно закрыл за собой дверь. Глеба никто не приглашал, да имперский разведчик и сам понял, что не картины смотреть они отправились.

– Имел я эту Империю во все дыры банником, – заявил Василий.

– Я так и думал, что вы, ребята, останетесь, – сказал Гельмут.

– Я венд, – произнес Владмир. – Моя земля, мой род, мой народ. Я остаюсь. И Корбута я…

– Остановись! – оборвал его Гельмут. – Не надо давать таких обетов, и не надо этого делать.

– Полагаешь оставить его живым? – прищурился Василий.

– Да, пусть живет. Владмир, ты забыл, что мы сидели с ним в одном окопе? Дрались против кайсаков. Проливали кровь. Барон Корбут уже искупил свою службу Империи службой Вендии.

– В Империю я не поеду, – упрямо процедил сквозь зубы Владмир. – Я не могу бросить своих людей. Я не могу оставить свою землю.

– Понимаю… А я поеду, – хоть говорил Гельмут тихо, слова походили на барабанную дробь. – Боримира и Ослябю оставлю, они почти взрослые, не пропадут, о младших позаботятся. С собой возьму только Милану. Куда боярину без боярыни?

– Почему? – вкинулся Воронов. – Ты же Брянский, ты вендский нарочитый боярин!