Николай Шмелёв - Поцелуй кобры. По следу Кроноса

— Артефакт «Череп». Тот же эффект, что и у «Челюсти», но в несколько раз сильнее. Ребята не выдерживают…

— А бизнесмены разоряются и жиреют, — хихикнул Пифагор.

— Да, но самый печально знаменитый артефакт — это «Южный крест». - заканчивал экскурсию Гриша. — Состоит, в основном, из дерева. Иногда может содержать дополнительную деталь в интерьере, а именно: каска, противогаз, котелок, фотографию, вместе с пояснительной табличкой. В ней, верхняя строчка цифр указывает на положительное качество, а нижняя, на отрицательное. Сюда можно отнести и артефакт «Монолит» — из чёрного мрамора или гранита. Впрочем, кое-кто утверждает, что не возбраняется серый цвет, и даже розовый. Ну, это уже из области оптимизма.

Наина вопросительно посмотрела на Крона, не скрывая удивления.

— Да шутит, Макинтош, — сказал он, невесело вздохнув. — Не знаю, насчёт первых пунктов, но крест на могиле, явление обыденное — вручается посмертно.

Дорога вывела в пригородную черту, расходясь вокруг фонарного столба в разные стороны, а сталкеры упёрлись в двухэтажное здание из красного кирпича.

— «Кондитерская», — прочитал Доцент.

— Вот тебе раз! — удивился Макинтош. — Что — то, я не припомню, чтобы она тут стояла.

— Да была! — несколько неуверенно возразил Сусанин.

В его душе промелькнула тень сомнения, но Иван прогнал её, как незваную гостью, способную испортить не только настроение, но и отравить дальнейшее существования объекта паразитизма.

Дед усмехнулся, пришедшей в голову мысли и высказал её вслух:

— Сейчас выйдет «Чёрный Кондитер», с подносом пирожных и скажет: «Здравствуйте, гости дорогие!»

— Почему не с хлебом и солью? — раздражённо спросил Бармалей.

— Этим тебя «Чёрный Пекарь» встречать будет, — ответил Сусанин. — Пекарня дальше — по курсу. Повар — тоже.

Вопреки предсказаниям, двери не распахнулись и кондитер не показался. Более того, из помещения доносился запах отхожего места, а не утончённый аромат ванили, смешанного с миндалём. Насыщенный букет коньячного спирта, идущего на выпечку тортов, заменила противная затхлость захламлённого подвала. Вместо теста, пропитались стены. Насыщенные влагой, далёкой от малинового сиропа, они цепко держали в своих объятиях тошнотворное ассорти сортира, держа сталкеров на расстоянии.

— Ну и вонь! — не выдержал Пифагор. — Пошли отсюда скорее!

— В подвале, наверное, яичная кладка «Туристов», — предположил Почтальон, ускоряя шаг.

— Да, — согласился Бармалей. — Теперь, если не сами «Туристы», так их запах, будет нас преследовать постоянно.

Пробегая мимо одинокостоящего фонарного столба, Дед успел прочитать объявление, висевшее на нём: «Чёрный охотник». Ловля монстров в силки, капканы, сети — для зоопарков зоны отчуждения. Живые экземпляры. Спрашивать в «Обществе рыболовов и охотников Энска 15». Дед сплюнул и предложил идею:

— Осталось нам открыть суши-бар «Щупало», а с этим охотником заключить подряд, на отлов птиц и животных. И объявление на дверях: «Щупала сосателя — писк сезона, а облученная горилка, обжигает горло, не хуже серной кислоты».

Через полчаса пешего перехода, когда унылое однообразие серой мостовой примелькалось в глазах, а одинаковые здания серой кучей смешались в сознании, Бульдозер неожиданно очнулся, обращаясь к Макинтошу:

— Ну, и где твой Повар?

— Я догадываюсь где, — хитро прищурившись, ответил за проводника Доцент. — Сейчас, вместо кулинарии, появится: или Дом пионеров, или Канализационная насосная станция, на базе бывшего детского сада «Золотой петушок».

— Скоро будет, — успокоил их Сусанин.

— Чёрный? — осведомился Бульдозер.

— Не совсем, а вот его котлеты — да.

От этой новости вопрошающего передёрнуло, как затвор дореволюционной винтовки, а Макинтош дополнил характеристику кулинара, не полагаясь на знания компаньона:

— Личность противоречивая, как и все, кто находятся здесь. Говорят, он и раньше — до катастрофы, работал в одной из столовых Энска 15.

— Прах его побери, но в городе нет никого — одни развалины! — удивился Комбат. — Для кого он тут готовит?

— Ха, — снисходительно и кратко возразил Гриша. — Кто — то видел очередь из старушек, стоящих с кастрюльками, как в блокадном Ленинграде, именно в эту столовую… Тут уже не чудесами пахнет, а вмешательством Генеральной прокуратуры, так как содержимое отпускаемого, я даже описывать не буду: боюсь лишиться остатков, с таким трудом отбитого у крыс, «Завтрака туриста». Хорошо хоть то, что они за него, не слишком сильно бились, так как банка пахнет, только солидолом.

— Кто, — очумело спросил Кащей, — старушки?

— Тьфу-ты! — сплюнул Комбат. — Они самые…

— А ты сам, что — не ел его стряпню? — удивлённо спросил Крон.

— Не-а, — ответил Гриша.

— А чего тогда говоришь, будто в столовой ужас творится?

— Ну, пойдём посмотрим — вдруг вам понравится?

Тишину мёртвого города нарушил протяжный вой, скрытый расстоянием, но вполне ясно передавший все чувства сразу: боль, тоску и отчаянье — дальнейшее перечислять не имеет смысла. Вороны притихли, перестав бессмысленно каркать, а сталкеры насторожились, ни разу не слыша подобных звуков. Сусанин, обращаясь к Макинтошу, тихо спросил:

— Слышал рёв, как в хищнике?

— Да это Повар — опять, наверное, руку ошпарил — растяпа…

— А это точно, не монстр? — спросил Крон проводников, слушая их рассуждения, с некоторой долей сомнения.

— Не должен, — успокоил его Макинтош и продолжил путь в сторону столовой, где кто-то отчаянно нуждался в помощи.

На этот раз путь оказался, несколько, короче. Не прошло и пятнадцати минут, как товарищи упёрлись в белое здание, с неряшливым серо-зелёным налётом. Над дверями висела вывеска «Кулинария», которая уже никогда не засветится радостным, насыщенно-красным светом. В отличии от кондитерской, из её недр доносились вполне приличные запахи.

Макинтош подошёл к обшарпанной двери и, со скрипом, отворил. Не переступая порог, он заглянул внутрь и надрывно прокричал:

— Мордоворот! Патрон здесь?

На призыв, кто-то откликнулся нечленораздельным мычанием, временами переходящим в жевание. Ещё через некоторое время, в дверном проёме появилась такая лоснящаяся харя, что ни у кого из пришедших не осталось сомнений в том, что он обожрал всю зону отчуждения. Наверное, даже монстры боялись появляться на помойке, если она, в принципе, существовала. Имея такое лицо, в ней отпадала всякая необходимость, ибо отходы не должны были оставаться. Бульдозер почувствовал себя дистрофиком, а Сутулый с Кащеем мумиями. Весь передник главного помощника Повара украшали бурые пятна и некоторые, на первый взгляд, обляпали его недавно. Мордоворот отрицательно помотал головой, рискуя вышибить распахнутую дверь, которая и так, еле держалась на полусгнивших петлях. На последнем витке головы, вокруг своей оси, у него прорезался голос: