Кассандра Клэр - Город падших ангелов

На его лице отразилась такая боль, что сердце Клэри сжалось. Затем он потянулся и взял ее лицо в свои руки. Его ладони были теплыми по сравнению с ее щеками.

— Помнишь, когда я сказал тебе, — произнес он таким нежным голосом, который только она знала, — что я не знаю, существует ли Бог, но в любом случае, мы сами по себе. Я все еще не знаю ответа; я только знаю, что существует вера, и что я не заслуживаю верить. А затем появилась ты. Ты изменила все, во что я верил. Помнишь ту строчку из Данте, которую я цитировал тебе в парке? «L’amor che move il sole e l’altre stelle?»

Ее губы слегка изогнулись по уголкам, когда она подняла взгляд на него.

— Я все еще не говорю по-итальянски.

— Это отрывок из последней строфы «Рая» Данте. «Мою волю и желание перевернула любовь, любовь, что движет солнце и другие звезды». Я думаю, что Данте пытался объяснить веру, как всесильную любовь, и может это богохульство, но именно так я определяю свою любовь к тебе. Ты вошла в мою жизнь, и внезапно у меня появилась одна правда, за которую можно держаться — что я люблю тебя, а ты меня.

Хотя он, казалось, смотрел на нее, его взгляд был отстраненным, будто он был сосредоточен на чем-то далеком.

— Затем у меня начались эти сны, — продолжал он. — И я подумал, что, может, ошибался. Что я не заслуживаю тебя. Что я не заслуживаю быть счастливым — я имею в виду. Боже, кто заслуживает такого? А после сегодняшней ночи…

— Перестань. — Она держалась за его рубашку. Ослабив хватку, она положила ему ладони на грудь. Его сердце бешено колотилось под ее пальцами; его щеки горели и не только от холода. — Джейс. Пока происходили события сегодняшней ночи, я знала одно. Что это не ты ранил меня. Что не ты делал эти вещи. Я абсолютно, неопровержимо уверена, что ты хороший. И это никогда не изменится.

Джейс глубоко с дрожью вдохнул.

— Я даже не знаю, как попытаться заслужить это.

— Ты и не должен. У меня достаточно веры в тебя, — сказала она, — для нас двоих.

Его руки скользнули в ее волосы. Пар от их дыхания колебался между ними, как белое облако.

— Я так скучал по тебе, — сказал он и поцеловал ее нежными губами, не отчаянно и жадно, как это было последние несколько раз, но по родному мягко и нежно.

Она закрыла глаза, когда мир закружился, словно в вихре. Скользя ладонями по его груди, она потянулась вверх, насколько могла, обвивая руками его шею и вставая на носочки, чтобы дотянуться до его губ. Его пальцы скользнули по ее телу, по коже и шелку, и она вздрогнула, прижимаясь к нему. Она была уверена, что они оба пахли кровью, пеплом и солью, но это было не важно; мир, город и все его огни и жизни, казалось, сжались до нее и Джейса, обжигающего жара замершего мира.

Он отстранился первым, неохотно. Секунду спустя она поняла, почему. Звук гудящих машин и тормозящих шин с улицы внизу был слышен даже здесь.

— Конклав, — сказал он покорно — хотя ему пришлось прочистить горло, чтобы произнести это, но Клэри была рада. Его лицо покраснело, как, она догадывалась, и ее тоже. — Они здесь.

С ее рукой в его руке Клэри заглянула за край ограждения и увидела несколько черных машин, остановившихся у забора. Люди выходили из них. Было трудно распознать с такой высоты, но Клэри подумала, что увидела Маризу и несколько других людей, одетых в форму. Секунду спустя грузовик Люка проревел у обочины, и из него выскочила Джослин. Клэри узнала бы ее просто по движениям даже с большего расстояния, чем это.

Она повернулась к Джейсу.

— Моя мама, — сказала она. — Мне лучше спуститься. Я не хочу, чтобы она поднялась и увидела… увидела его, — она указала подбородком на гроб Себастьяна.

Он убрал волосы с ее лица.

— Я не хочу отпускать тебя.

— Тогда пошли со мной.

— Нет. Кто-то должен остаться здесь, наверху.

Он взял ее руку, перевернул ее и опустил в нее кольцо Моргенштернов, цепочка сложилась, как жидкий металл. Застежка погнулась, когда она сорвала цепочку, но он умудрился выровнять ее.

— Пожалуйста, возьми его.

Ее глаза опустились, а затем неуверенно вернулись к его лицу.

— Хотела бы я понять, что оно значит для тебя.

Он слегка пожал плечами.

— Я носил его десять лет, — сказал он. — Некая часть меня в нем. Это значит, я доверяю тебе свое прошлое и его секреты. И, кроме того, — он легко коснулся одной из звезд, выгравированных на ободе кольца, — «любовь, что движет солнце и другие звезды». Притворись, что эти звезды означают это, а не Моргенштерн.

В ответ она снова надела цепочку на шею, ощущая, как она легла на привычное место под ее ключицами. Будто кусочек паззла встал на место. На секунду их взгляды соединились в безмолвной связи более сильной, чем их физический контакт; она держала его образ в воображении, словно запоминая его — спутанные золотистые волосы, тени от его ресниц, желтый янтарь его глаз — светлый, а затем темный.

— Я тут же вернусь, — сказала она. Он сжал ее руку. — Пять минут.

— Иди, — сказал он твердо, отпуская ее ладонь, и она развернулась и пошла назад по дорожке. Как только она отошла от него, ей снова стало холодно, и когда она дошла до дверей в здание, она уже замерзала. Она помедлила, открывая дверь, и обернулась к нему, но он был лишь тенью, освещенной нью-йоркским горизонтом. «Любовь, что движет солнце и другие звезды», — подумала она, а затем, будто ответное эхо, услышала слова Лилит. «Такая любовь может сжечь дотла мир или возвысить его в великолепии». Ее охватила дрожь, и не только от холода. Она поискала глазами Джейса, но он, казалось, растворился в тени. Она повернулась и направилась внутрь, закрывая за собой двери.

Алек пошел наверх искать Джордана и Майю, и Саймон и Изабель остались вдвоем, сидя рядышком на зеленой кушетке в вестибюле. Изабель держала в руке ведьмовский огонь Алека, освещающий комнату почти спектральным сиянием, отражающимся от пылинок, падающих с люстры.

Она сказала очень мало с тех пор, как ее брат оставил их наедине. Ее голова была опущена, и темные волосы ниспадали вперед, а взгляд был на руках. Ее руки были изящными, с длинными пальцами, но и с мозолями, как у брата. Саймон никогда не замечал прежде, но на правой руке у нее было серебряное кольцо с рисунком языков пламени вокруг обода и выгравированной буквой «Л» в центре. Оно напомнило ему то кольцо, которое носила Клэри на шее, со звездами.

— Это фамильное кольцо Лайтвудов, — сказала она, заметив, куда он смотрит. — У каждой семьи есть эмблема. Наша — огонь.

Тебе идет, подумал он. Иззи была похожа на огонь в своем красном платье и со своим настроением, переменчивым, как искра. На крыше он уже подумал, что она задушит его, обвив руками его шею и называя его всеми возможными именами, вцепившись, будто никогда не отпустит. Теперь она уставилась в пустоту, неприкосновенная, как звезда. Все это очень смущало.