Евгений Филенко - Энигмастер Мария Тимофеева

«Привет, мам.

Галактическая научная станция «Тинторера» очень похожа на птицу и вовсе не похожа на рыбу. Тем более на акулу, у которой позаимствовала свое красивое имя. Я не знаю, откуда пошла традиция давать большим искусственным поселениям, что дрейфуют по волнам эфира от одной звездной системы к другой, разные звучные имена диковинных животных или литературных персонажей. Наверное, в этом есть какой-то смысл, и со временем я до него докопаюсь. В самом деле, есть галактический стационар «Моби Дик». Словно бы в пику ему, есть стационар «Кракен», но он далеко отсюда. Мне ведь не нужно объяснять тебе, что кракен, он же гигантский кальмар, – это извечный враг, а точнее – главное блюдо кашалотов, к семейству которых подотряда зубастых китов принадлежал Белый Кит? Или нужно? Когда-то считалось, что это гигантский кальмар Architeuthis, но больше всего на эту роль подходит колоссальный кальмар Mesonychoteuthis hamiltoni… «Что это было, сэр?» – спросил Фласк. «Огромный спрут. Не многие из китобойцев, увидевших его, возвратились в родной порт, чтобы рассказать об этом…»[1]

Пожалуй, я должна остановиться сама, потому что здесь остановить меня больше некому, а ты слишком далеко. Ведь ты же знаешь мою любовь к деталям и уточнениям. В стремлении все растолковать я всегда рискую зайти так далеко, что забуду, с чего и начала.

Впрочем, мне известны также станционары «Сирано де Бержерак» и «Святая Дева», чьи названия, как ты могла бы заметить и заметила наверняка, менее всего имеют отношение к бестиариям.

И напоследок, чтобы не закрыть, а хотя бы притворить за собой эту тему, как калитку из известного романса, сообщу, что тинторерами в испаноязычных странах издавна зовутся сельдевые акулы, существа одинаково привлекательные и опасные. «Называются они «тинтореры», и ловцы жемчуга опасаются их не меньше, чем моряки – обыкновенных акул»[2]. Это из Майн Рида, которого я нежно ненавижу с самого детства. Если уж быть точной, это звучное слово буквально переводится как «красильщица», а в шутливом смысле употребляется для обозначения вышедшей из носки одежды. Но что-то мне подсказывает, что создатели грандиозного космического объекта, сочиняя ему имя, менее всего имели в виду какое-нибудь задрипанное пальтецо.

Станция «Тинторера», как я уже упомянула, не связана силами тяготения ни с одним светилом. Найти в открытом космосе ее можно, лишь следуя указаниям галактических маяков. Такая независимость позволяет ученым лучше изучать сложные взаимодействия гравитационных полей без того, чтобы в тонкую картину вносились грубые помехи в виде светил – частенько двойных, а то и тройных, планет с их спутниками и кольцами – и разных там астероидов.

Кроме того, это дает ксенологам, постоянно обитающим на станции, счастливую возможность совершать вылазки сразу в несколько окрестных систем. Если ты не знаешь, чем занимаются ксенологи, отпиши мне, и я с удовольствием разъясню. Хотя стило так и чешется сделать это прямо сейчас.

Так вот, широко раскинутые по обе стороны от корпуса станции причальные палубы сообщают ей разительное сходство с парящей птицей. Если уж генеральный конструктор станции имел слабость к обитателям вод более, нежели к птицам, то я могла бы подсказать ему несколько названий летучих рыб. Но, похоже, момент для этого безнадежно упущен.

Транспортное судно, которое доставило нас на борт «Тинтореры», относится к классу мини-трампов и не имеет своего уникального названия, а только длинный, плохо запоминающийся номер. Тебе придется извинить меня за то, что я не привожу его в письме. Это делается по целому ряду причин, среди которых незначительность такого события, как перелет с орбиты Земли через тридцать шесть и восемьдесят две сотых парсека в точку встречи с «Тинторерой», пожалуй, самое определяющее. Тем более что всю дорогу я, равно как и мои спутники, безмятежно продрыхла. Все равно занять себя было бы нечем: это же не круизный лайнер класса «люкс», вроде того, на котором ты с папой путешествовала на Таити прошлой осенью! Все строго и функционально, и праздношатающиеся пассажиры, вроде меня, только путались бы под ногами у экипажа. А еще я непременно лезла бы ко всем с вопросами, чем внесла бы хаос и сумятицу в устоявшиеся будни космических перевозчиков. И меня всенепременно загнали бы в капсулу, где усыпили бы насильно…

Последнее – шутка. Допускаю, что неуклюжая. Ты знаешь мои проблемы с чувством юмора. Когда я научусь шутить остроумно, я завоюю мир.

Это тоже шутка. Зачем мне весь мир?..

Мы вышли из экзометрии на порядочном расстоянии от станции и сближались в автоматическом режиме на протяжении получаса, а то и дольше. Меня даже немного укачало. Впрочем, «немного» – сказано с излишней деликатностью… Ты, верно, помнишь мою нелюбовь к морским прогулкам. Так вот, в течение этих минут она только обострилась. Подозреваю, что весь процесс сближения был задуман экипажем мини-трампа с тем, чтобы наглядно продемонстрировать нам красоту и величие космического поселения. «Тинторера» сияла огнями, вокруг мельтешили суденышки вроде нашего, у западного причала висел какой-то огромный даже в сравнении с ней галактический транспорт. Если бы я не была занята собой, а вернее – своими негативными ощущениями, то оценила бы впечатляющее зрелище по достоинству. А так всякий лишний взгляд в иллюминатор только усугублял мои страдания.

Да, я помню твои слова о неверном выборе профессии, что лучше бы мне сидеть дома и следовать по твоим стопам – хотя следовать по стопам сидя дома еще никому не удавалось… но сейчас уже поздно что-либо менять: я на «Тинторере» и в обозримом будущем вряд ли ее покину. И потом, не забывай, мне нравится моя профессия.

Но, в конце концов, мы причалили, и ничему я не была так рада, как возможности покинуть тесные своды мини-трампа. Мы ступили на твердую землю – с тем же чувством, что и моряки Колумба ступали на прибрежные пески острова Самана. Нас встречал квартирмейстер станции signore Альбертини. И его теплые приветственные слова звучали музыкой небес в моих ушах.

– Что же мне делать с такой ордой? – вопросил он, ни к кому персонально не обращаясь.

Если ты полагаешь, что после столь радушного приема мы были согнаны в пустовавший грузовой ангар без света, воды и элементарных удобств, где были предоставлены самим себе и провидению, то заблуждаешься. Не переставая вздыхать и сетовать на судьбу, синьор Альбертини довольно споро разместил нас в симпатичных каютках, пускай и тесноватых, но совершенно комфортных даже на мой взыскательный вкус. Стася Чехова и Эля Бортник (ты их должна помнить по моему дню рождения, они тогда замечательно исполнили «Оду к радости» a capella, правда, перепутали все слова) поселились вместе, они у нас известные попугайчихи-неразлучницы. А я и Пармезан (на самом деле этого молодого человека зовут Гена Пермяков, и ты его не знаешь, а прозвище свое он получил по ряду нелинейных аллюзий с французскими морфемами) заняли одноместные апартаменты по соседству. Через стенку. Чтобы сразу тебя успокоить или разочаровать, уж как получится: мы с ним добрые друзья и коллеги. Я еще не встретила своего рыцаря в белоснежных доспехах. Или, применительно к ситуации, в белоснежном скафандре высшей защиты модели «Сэр Галахад». Хотя сразу оговорюсь, «галахады» редко бывают белого цвета. Они вообще принимают доминирующий цвет окружающей среды, если, конечно, не отключить режим мимикрии.