Дарья Кузнецова - Песня Вуалей (СИ)

Так что полночи я, оттягивая самое страшное, считала и строила схемы участников грядущего действа. Это только кажется, что иллюзию создать просто. Представил, и — пожалуйста! Подобным образом можно получить только примитивную куклу, не способную двигаться без прямого указания. А отслеживать малейшие жесты и мимику двух одновременно десятков сложно взаимодействующих разнообразных объектов не сможет ни один маг, так что путь существует только один.

Иллюзия надевается на каркас заклинания, в которое пошагово заложены все движения и вся мимика, вплоть до дрожания ресниц и лёгкого колыхания нарядов, а ещё — набор реакций на случай воздействия со стороны окружающих материальных объектов. Последнее не обязательно, но сделает иллюзию более достоверной.

Разумеется, создать даже один такой образ с нуля очень трудно, поэтому любой Иллюзионист в своей работе пользуется многочисленными универсалиями, эдакими заготовками и шаблонами, которые можно потом внедрить в нужную фигуру. Какие-то из них — стандартны и приведены в книгах, какие-то — результат жизненного опыта. Но даже с ними труд предстоял титанический.

Темп работы я взяла хороший; по счастью, меня навестило вдохновение. Так что спать я легла с рассветом, но к тому времени были готовы полтора десятка образов, включая Возлюбленную и Вечного Странника, а так же построено «явление» (его я, впрочем, очень хорошо представляла с визита в Закатный дворец) и первый танец.

В работе я, понимая, что мне предстоит сделать в конце с этими иллюзиями, избегала так любимого Иллюзионистами приёма — придания образу черт хорошо знакомых людей. Не брала даже тех, кого очень не любила; хотя у пары-тройки объектов всё-таки прорезались знакомые жесты, уже против моей воли. Решив, что это судьба, исправлять не стала. Существенно упростили мою работу маски; мимика — это всегда самое сложное, а если сделать полноликую маску, останутся только глаза в её прорезях.

Любую иллюзию делают реальной детали. Мелочи, придающие образу живость и законченность. Одно дело, когда объект просто движется по заданному пути. И совсем другое, когда он совершает какие-то бессмысленные, но естественные жесты — поправляет маску, одёргивает платье; чертыхнувшись, расплёскивает немного вина из бокала. Пятнышки на ботинках, крошечные огрехи в нарядах: отлетевшая от маски блёстка, выбившийся из причёски локон. И, самое главное, мелочи эти не должны повторяться.

В общем, в любимый гамак я завалилась уставшая, но довольная своими успехами. И по счастью тут же провалилась в глубокий сон без сновидений.

Впрочем, для кошмаров ещё рановато; вот перед завтрашней ночью непременно нужно будет подготовиться ко сну со всей тщательностью. В конце концов, навеянные неприятными впечатлениями страшные сны — лишь игры подсознания, и при должной сноровке можно договориться со своим разумом. А умение контролировать сны — один из первых навыков, которые магам прививают ещё в раннем детстве.

Проснулась я от духоты. Долго неподвижно лежала, слепо таращась во мрак собственного жилища и глубоко дыша в попытке успокоить испуганно бьющееся сердце, ожидающее подвоха. Далеко не сразу сообразила, что вязкая влажная темнота — не плод моего воображения, а объективная реальность. Стоило принять этот факт, и всё встало на свои места.

Наглейшим и банальнейшим образом ушёл с Караванщиком[5] компенсатор, магическое устройство, поддерживавшее в доме свет, прохладу и отвечавшее за вентиляцию. Я спустила ноги на пол, сползая с гамака, и едва удержалась от стона: от духоты разболелась голова. Жару я, как любой житель наших широт, переношу спокойно, но вот духота замкнутого помещения меня убивает. Пусть бы хоть какой горячий воздух, но свежий. Наверное, во влажных тропиках я бы не выжила…

Поскольку работать в таких условиях было невозможно, я, с трудом отвлёкшись от приступа мигрени, сосредоточилась на окружающем пространстве, и мрак послушно отступил. Комната предстала тусклой чёрно-белой гравюрой с контрастными неестественными очертаниями предметов, но этого вполне хватило, чтобы добраться до двери во внутренний двор.

В комнату вместе с дневным светом, больно резанувшим по глазам, вкатился раскалённый сухой ветер. Я почти слышала, как шипит, испаряясь, душная влага, напитавшая воздух моей комнаты. Похоже, компенсатор пал смертью храбрых как раз тогда, когда я ложилась спать, и с поломки прошло много времени.

Щурясь на солнце, я выбралась во внутренний дворик, в тень нескольких старых пальм, в душный запах гардений и жасмина, в тихий шелест струй небольшого фонтана. Со стоном наслаждения опустилась на небольшую скамейку возле мраморной чаши, оплетённой каким-то вьюнком, и прикрыла глаза от удовольствия.

Этот общий на пять домов садик полностью закрыт от улицы. За ним ухаживает одинокая скучающая вдова, а все остальные «совладельцы» помогают финансово и иногда натурой.

В этом, да и во всех прочих отношениях мне повезло с соседями. Во-первых, одна бы я такой сад точно не потянула, и дело даже не в нехватке денег, а в нехватке времени и, самое главное, желания возиться с цветами и деревьями; сложившаяся же в нашем небольшом коллективе ситуация полностью меня устраивала. Ну, и, во-вторых, даже без всякого дворика мои соседи — весьма милые и приятные люди, от которых никогда не бывает проблем. Все они удивительно воспитанные, недокучливые и спокойные законопослушные граждане, и я стараюсь им соответствовать: ни к кому не лезу, живу тихо, шумных застолий не устраиваю.

По вечерам здесь обязательно кто-то сидит и пьёт чай; либо в уютном молчании, либо в неспешной приятной беседе, и я порой выкраиваю время присоединиться.

В одном доме живёт уже упомянутая мной одинокая пожилая вдова. В другом — скромная молодая пара, поженившаяся меньше года назад и пока не осчастливленная детьми. В третьем — семья уже состоявшаяся; с пожилыми родителями живёт лишь младшая дочка, которая ещё учится, а трое старших детей, две дочери и сын, живут отдельно и порой приезжают в гости, чтобы порадовать стариков внуками. Четвёртый дом долго пустовал после смерти прежнего владельца, но теперь в него въехал какой-то дальний родственник того, очень сдержанный и нелюдимый молодой мужчина; никто из нас понятия не имеет, чем он занимается, но по всему похоже — какими-то научными изысканиями. Или, может быть, вовсе пишет книги. А в пятом доме уже четыре года, с момента официального окончания обучения, живу я.

Сейчас в садике было пусто, и я с удовольствием погрузилась в его уютную тишину и тяжёлый запах ослепительно-белых цветов. Впрочем, запах этот мне нравился, и в любом случае он был куда приятнее застоявшегося воздуха дома.