Белка в колесе - Алексис Алкастэн

– А ты живая несравнимо красивее, бестелесной фотографии,– как заправский сердцеед ответил ей Истэнджор.

– Ты такой душка,– светясь от счастья, Серпина потрепала парня за щёку.– Если и дальше всё пойдёт так же, я думаю, у нас всё срастётся.

– Жду не дождусь этой счастливой минуты,– обеими руками Истэнджор пригласил гостью в дом.

По дороге к месту проведения ужина Серпина любопытствовала что это, что то, какая это комната, какая та, и Истэнджор охотно давал ей самые подробные комментарии, а иногда и сам безо всяких просьб выполнял роль экскурсовода.

И вот он ужин в гостиной на втором этаже. Под легкую музыку пили французское шампанское, поднимая тосты на всё сближающие их темы, закусывали деликатесами, на которые не поскупился начинающий дамский негодник. В промежутках вели флиртующие беседы и всё это время Истэнджор сантиметр за сантиметром приближался к девушке на противоположной стороне стола. В какой-то момент Серпине надоела его черепашья расторопность, она сама очень даже решительно переставила к нему свой стул и, притянув его к себе за галстук, впилась в его губы. «Вот и настала та счастливая минута!»– подумал Истэнджор, взаимностью отвечая на её страстный порыв.

Им оставалось каких-то две-три минуты до коитуса, когда на пороге зала остановилась Джавэна. Словно обращённая злым колдуном в камень, она застыла на месте.

Целый час Джавэна гнала автомобиль к столице их родины, и на протяжении всего этого часа её ни на секунду не оставляли беспокойные мысли о муже. «Как он там бедненький будет без меня? Он обещал не хандрить, но это, по видимому, только чтобы я со спокойной душой уехала по своим делам.» И в какой-то момент она почувствовала, что муж ей гораздо дороже конференции. Собственно, эта конференция никак не отражалась на её карьере и она решительно повернула назад. А теперь вот стоит, ошарашенная картиной подлой измены того, ради которого она с лёгкостью могла бы отказаться не только от конференции, но и вообще от карьеры.

Истэнджор и Серпина, увлечённые нежностями, не слышали как к дому подъехала машина, как в дом кто-то вошёл, как этот кто-то процокал каблуками до их комнаты развлечений. Они обнаружили в ступоре смотрящюю на них женщину только после того, как она вскрикнула, застав у себя в доме гнуснейшую из картин человеческой подлости.

– Истэн, кто это?– спросила Серпина.

И тут в душе Джавэны произошёл прямо-таки государственный переворот: первоначальная растерянность была безжалостно свергнута с престола более чем уместным сейчас праведным гневом.

– Как это кто?! Я,– Джавэна указала пальцем на мужа,– его жена. А ты кто такая? Как ты вообще объявилась в моём доме?

Сомневаться в словах незнакомки у Серпины не было ни малейших причин. Но и отказываться от Истэнджора она не собиралась. Сколько раз её предательски бросали! Сколько раз уводили её парней! Сколько она пролила горьких слёз, изнывая в одиночестве! Баста! За своё счастье нужно бороться, не стесняясь в средствах так же, как на войне солдат всеми доступными способами борется за свою жизнь. Жизнь и счастье – слова синонимы. Да-да-да, синонимы и никак иначе!

– Истен уже не твой муж!– подбоченившись, заявила Серпина.– И дом этот тоже больше не твой.

– Что-о-о?!– у Джавэны аж глаза на лоб полезли от такой наглости.

– Что-что-что-что-что?– передразнила её Серпина.– А то, что если муж нашёл себе другую, значит его уже задрала жена. Так что, сучка, собирай свои грёбаные манатки – и катись отсюда на хрен.

– Истэн,– Джавэна уставилась на мужа. В её глазах стояли слёзы и читался немой вопрос: «Неужели это правда? А как же восемь лет знакомства и пять лет брака? А как же наши планы теперь, когда мы наконец крепко стоим на ногах, обзавестись детьми?»

Всё это время Истэнджор не вмешивался в скандал между молодыми женщинами. Он просто не знал, что можно им сказать. Он обидел бы их обеих, если бы признался, что всего-навсего хотел позабавиться с Серпиной, чтобы иметь моральное право быть участником соцсети «КАЗАНОВА». Джавэну – тем, что для полного сексуального удовлетворения ему не хватает одной её. Серпину – тем, что она для него не более, чем забава. Да, он лишь хотел использовать её в своих корыстных целях, а потом разыграть сцену, чтобы найти предлог расстаться с ней столь аккуратно, чтобы она потом никогда не имела к нему претензий и тем более не приходила к нему домой, где могла бы нарваться на жену, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Разве в таком признаешься? А план правдоподобной лжи у него ещё не созрел. Поэтому на вопрос жены он ответил, каким-то неопределённым, сорвавшимся до мышиного писка звуком, сопровождённым пожатием плеч и разведением в стороны рук, дескать не знаю. И это тогда, когда искреннее раскаяние могло помочь делу примерения хотя бы с женой!

Стресс, вызванный всей этой безобразной прямо-таки смердящей историей в конце концов привёл Джавэну в состояние, которое на языке психиатров называется временное помешательство. Но, Боже, сколько за этим сухим диагнозом стоит сломанных жизней, грехов, жестоких преступлений!…

– Хорошо!– с угрозой в голосе сказала Джавэна.– Хотите быть вместе? Я прямо здесь и сейчас на веки вечные обвенчаю ваши влюблённые сердца.

Истэнджор бросился след за женой, понятия не имея куда та шагает с быстротой урагана и напором не способного быть остановленным танка. Не догадался он ни о чём, и когда они очутились на кухне. Здесь, как и всю дорогу, он добивался её прощения: умолял, стенал, плакал, придумывал какие-то лживые оправдания своему, как он признавал, гнусному поступку. Ну не мог он сказать правду о том, зачем он притащил в их дом Серпину. Не та это была правда, которую ему можно было бы простить. А вот смягчить человека, заставив его поверить в красиво упакованную лож, шанс был.

Он понял, что прощение зыбче зыбучих песков только когда в руке жены, повернувшейся наконец к нему лицом, блеснуло лезвие самого длинного ножа из всех, что были вложены в ножна подставки, которая в свою очередь покоилась на рабочем столе.

– Ты же это не серьёзно?– спросил он, чувствуя как по спине побежал холодок.

Джавэна ответила тут же. Ответила взмахом ножа, наотмашь нацеленным ему прямо в живот. Истэнджор и сам не понял как ему удалось выгнуть назад среднюю часть туловища, что и спасло его от неминуемой гибели. Свою первую неудачу