Изменить будущее (СИ) - Шелест Михаил Васильевич

– Всё, парни, кто-то сейчас поплывёт вместе со мной, – сказал я и расслабился.

Громко зажурчало… Кожаное кресло быстро превратилось в озеро.

– Сукин сын! – Вскричали оба охранника и попытались привстать, схватившись за передние сиденья. Я понял это, так как водитель возмущённо вскрикнул:

– Бил, млять, я же рулю.

Привстать с заднего сиденья без помощи рук очень проблематично, но упираться в мокрое сиденье руками кому хочется? Вот я и высчитал, что они их поднимут…

Мои руки двинулись вверх, вслед за цепями наручников, вытягивая за кольца из рукавов стальные спицы. Перевернув каждую остриём в сторону "привставших", я вогнал их каждому в сердце. Оба застонали…

В правом сердце задерживаться я не стал, а, выдернув спицу и подтянув уже мёртвого громилу к себе на колени, я сунул смазанное кровью остриё тонкой проволоки в замок левых наручников, и они ослабли.

Не снимая мешок с головы, я махнул левой рукой из-за сидящего на моих коленях мертвеца и почувствовал, как левая рука куда-то уткнулась.

Одновременно правой рукой я сдёрнул мешок и увидел, что спица торчит в левой глазнице водителя. Мне его даже стало жалко. Он ведь уже остановился на обочине, планируя меня выпустить "до ветру", а я, такая сволочь, взял и сунул ему спицу в глаз. Да глубоко так сунул… Вытащить её я не смог, поэтому взял в левую руку всё ту же правую спицу и открыл ею правый наручник. Кончики спиц были чуть приплюснуты, поэтому наручник щёлкнул привычно быстро.

В салоне автомашины было темно. Лишь отблески аварийных фонарей и лампочка красного треугольника, мигая, высвечивали молчаливую картину убийства. Особо "по-тарантиновски" смотрелся вытекший глаз с торчавшей из него спицей, со скрученным в кольцо, тупым концом.

Будь конец острым, это смотрелось бы совсем иначе, а так, кольцо напоминало "очко" пенсне, развёрнутое в мою сторону.

"Какой бред лезет в голову", – подумал я, осматривая салон.

Это был праворульный пятидверный армейский Land Rover Defender. Я на таком ещё не ездил, а давно мечтал.

"Но не сейчас, не сейчас", – успокоил я себя, оглядываясь на багажник за спиной. – "Хотя… Почему не сейчас?"

Я чуть не почесал кровавым кончиком спицы голову, но вовремя опомнился.

Обтерев спицу о соседа слева и вставив её в левый рукав куртки, я откинул спинку заднего сиденья полностью и перелез в багажный отсек.

Через какое-то время все три тела переместились назад, и лежали, прикрытые какой-то тряпицей, а я уселся на водительское сидение и, погасив аварийные огни, включил правый поворот и посмотрел в правое боковое зеркало.

– Твою мать… – Вырвалось от души.

Сзади стояла полицейская машина, и стояла, вероятно, давно.

Увидев мой манёвр, она тронулась следом и, включив маяки и сирену, замигала левым поворотом, требуя остановиться.

Снова пришлось свернуть на обочину и остановиться… Руки лежавшие на руле начали слегка подрагивать.

– "Ну ка, цыц! – Скомандовала матрица и руки успокоились.

Полицейский приближался медленно. Его чёрный плащ, накинутый на фуражку с околышем в клетку, блестел в свете фар патрульной машины. Я сидел не шевелясь. Просто не хотел быть неправильно понятым в темноте.

Широкий луч фонаря скользнул по окнам и ощупал всё на своём пути, преломляясь сквозь капли и перетекая по креслам, по полу, по приборной доске, по мне. Потом фонарь постучал по мокрому стеклу, не переставая освещать меня.

– Откройте пожалуйста окно, сир, – произнёс приглушённо грубый голос.

– Дождь, господин полисмен, – произнёс я, и неохотно пару раз крутнул ручку, лишь слегка приоткрыв окно.

Ветер моментально сыпанул мелкими каплями в глаза.

– Почему вы так долго стояли, сир? И не вышли из машины…

– Устал, сир. Хотел вздремнуть, но не получилось.

– Будьте добры, ваши документы.

Я машинально откинул солнцезащитный козырёк и дёрнул за верёвочку от водительского и только потом понял, что это не мои документы. Глянув на фото хозяина удостоверения, я мысленно вздрогнул.

С карточки смотрела тёмная физиономия афроамериканца. Или афробританца? Негра, короче… Тут же в плёнку были вложены документы на машину. Вот млин… Лёгкая дрожь побежала по телу…

– Документы в сумке, господин полисмен. А сумка в багажнике.

Она действительно лежала там, вероятно брошенная туда похитителями.

Мне только сейчас, и очень не кстати, пришла мысль, что моя одежда была совершенно сухой. Кроме штанов, конечно. "И как они перенесли мою тушку в свою машину?"

– А это чьи? – Спросил полицейский.

– Машину на аэродроме дали, чтобы домой доехать. Наверное, водитель забыл.

– Это машина принадлежит ВВС США, сир. Как вы это объясните.

– Я пилот-испытатель и сотрудник Фарнборо, сир. Позвольте достать документы? Или свяжитесь по радио с авиадиспетчером.

– Пилот Фарнборо? Вы, сир?

– Да.

Моя усталость истекала из меня.

– У вас, сир, действительно уставший вид и вам точно нельзя никуда ехать. Позвольте, я сяду за ваш руль. Двигайтесь… Куда вам?

– Саут роуд шестнадцать, – произнесли мои губы, и тьма накрыла меня почти таким же мешком, как и ранее.

– Сир, сир, мы приехали, – послышался взволнованный голос. – Проснитесь.

Мои глаза шарили вокруг, ничего не понимая. Мерзкий химический запах словно проник в голову и растёкся по всем извилинам. Меня тошнило. Лицо, перекошенное гримасой брезгливости не нравилось полисмену.

– Вы в порядке, сир? Может в госпиталь? Вы не пьяны?

– Налетался до чёртиков… Перегрузки, господин полисмен, это хреновая хрень…

Открыв дверь и свесившись почти до земли я выплеснул содержимое желудка.

– Вам бы в госпиталь, мистер Смит… – очень неуверенно произнёс полицейский.

Они явно связались с Фарнборо, раз он знал моё имя. Моё имя… Моё имя… "А какое у меня имя?" – подумал я. – "А-а-а… Джон Смит… Он же сказал…"

– Всё, я пошёл, – сказал я и вылез под ночной дождь.

Голова кружилась и меня мотало из стороны в сторону. "Дядюшки" и "братца" дома не было. Они куда-то уехали, о чём сигнализировал выставленный на улицу горшок с засохшим деревом.

Мой мозг выхватывал окружающее вспышками.

– "Может они сканировали меня? Или "качали"" – мелькнула и погасла очередная вспышка.

– А какое сегодня… День какой? – Спросил я полисмена.

– Двадцать седьмое…

– Бля-я-ядь, – вырвалось непроизвольно.

– Что, сэр? – Переспросил полицейский, не понимая мой русский.

– Лезвия на работе забыл. Дома нету. Всё! Пошёл.

Дорога от ворот до дверей показалась вечностью. Я шёл, пытаясь собрать зрение в кучу и вспоминая, что ключи лежат в сумке, а сумка в багажнике рядом с трупами.

– Сэр! – Крикнули мне вслед. – Ваша сумка, сэр.

Сзади послышались шаги, но оборачиваться мне совершенно не хотелось и не моглось.

Почувствовав близкое присутствие сзади, я просто отправил руку за спину, схватился за сумку и потерял сознание.

Снова пахло химией. Не только мозг, но и всё моё тело пропиталось отвратительным тошнотворным запахом. И не только мозг, но и тело подчинялось ему и не слушалось меня.

Но постепенно к внутреннему химическому запаху добавился очень знакомый из детства запах жареной картошки с луком. Её здорово жарил папа. Сало, картошка и много-много лука. И ещё крупно нарезанная морковка…

– Ма-ма, – прошептали мои губы.

– Тихо, сынок, – прошептал мамин голос.

– Сон, – подумал я. – Хороший сон.

Когда снились родители, это был хороший сон. Мы давно не встречались. Эта мысль пробудила к себе жалость, и из закрытых глаз потекли слёзы. Почему-то кроме голоса, образ мамы не появлялся. Сквозь розовые веки пыталось пробиться солнце.

– Это не сон, – утвердился разум, и веки, трепеща, поползли вверх, открывая взору белый побеленный потолок. До боли знакомый потолок. Дом? Мой дом? И лицо мамы… Губы дрогнули в улыбке…