Бен Уинтерс - Последний полицейский

– Мэм, вы не расскажете мне об институте? Хотелось бы знать, на что пойдут все эти деньги.

– Вот и ваш друг хотел знать.

– О…

– Все законно. Мы зарегистрированы как некоммерческая организация. 501 (с) 3, не знаю уж, что это значит.

– Не сомневаюсь.

Она больше ничего не добавляет. Снова звенят колокольчики, от бельведера доносится праздничная музыка. Трубачи проверяют инструменты.

– Миссис Тэлли, я мог бы найти и другие способы, но будет проще, если вы сами мне расскажете.

Она вздыхает, встает и шаркает за дверь, а я иду следом, в надежде, что она что-то мне покажет. Потому что я блефовал – нет у меня способов что-нибудь узнать. Я больше ничего не могу.

Деньги, как выясняется, большей частью ушли на титан.

– Я не инженер, – говорит миссис Тэлли. – Инженером был Бернард. Это его конструкция. Но содержимое мы выбирали вместе и вместе запрашивали материалы. Начали в мае, как только стало ясно, что худшее вполне возможно.

На верстаке у стены гаража простая металлическая сфера диаметром несколько футов. Наружный слой, по словам миссис Тэлли, титановый, но только наружный, под ним несколько слоев алюминия и термоизоляция, разработанная мистером Тэлли. Он много лет работал с аэрокосмическими конструкциями и не сомневался, что его сфера выдержит космическое излучение и столкновения с космическим мусором, что она удержится на орбите.

– Сколько времени?

Она впервые улыбается мне.

– Пока человечество не оправится настолько, что сумеет ее достать.

Внутри тщательно упакованные диски DVD, рисунки, скатанные в трубку газеты в стеклянной оболочке, образцы материалов.

– Соленая вода, кусок глины, человеческая кровь, – объясняет миссис Тэлли. – Мой муж был умен, очень умен.

Несколько минут я изучаю содержимое крошечного спутника, перебираю странный набор предметов, беру каждый в руки и одобрительно киваю. Человеческий род и его история в ореховой скорлупке. Собирая эту коллекцию, они одновременно заключили контракт с частной компанией, способной произвести запуск. Назначили его на июнь, и на этом деньги у них кончились. Для того и сделали страховку, отсюда и самоубийство. Теперь, говорит миссис Тэлли, запуск снова вставлен в график.

– Ну как? – спрашивает она. – Что бы вы хотели добавить в капсулу от себя?

– Ничего, – отвечаю я. – Почему вы спросили?

– Тот хотел.

– Мистер Зелл? Он хотел сюда что-то вложить?

– И вложил.

Она перебирает собранные материалы и вытаскивает тонкий, сложенный вдвое конверт из оберточной бумаги. Я его не заметил.

– По правде сказать, мне думается, он затем и приезжал. Сказал, что должен лично проверить претензию, но, когда я ему все рассказала, он все равно напросился. Достал эту пленочку и смущенно так спросил, нельзя ли добавить и ее.

– Вы позволите?

Она пожимает плечами:

– Он был вашим другом.

Я разворачиваю конверт и вытряхиваю из него пленку от микрокассеты. Такие когда-то использовались для телефонных автоответчиков или для диктофонов.

– Вам известно, что на ней?

– Вот уж нет.

Я рассматриваю ленту. Найти устройство, чтобы ее прослушать, думаю я, будет не так просто, но вполне возможно. В участке, на складе, наверняка отыщется пара старых автоответчиков. Констебль Макконнелл поможет до них добраться. Или можно найти ломбард, или поехать в Манчестер – там теперь еженедельно действует большой блошиный рынок под открытым небом – на нем что-нибудь найдется. Интересно будет хотя бы просто услышать его голос. Интересно…

Миссис Тэлли ждет, посматривая на меня искоса, по-птичьи. Крошечная пленка лежит в моей руке, как на ладони великана.

– Хорошо, мэм, – говорю я и вкладываю пленку обратно в конверт, а конверт в капсулу. – Спасибо, что уделили мне время.

– Ничего.

Она провожает меня до дверей и машет на прощание.

– Осторожней на ступеньках. Ваш друг тут споткнулся и разбил себе лицо.

Зеленая площадь уже заполнилась народом. Я забираю велосипед и еду к дому, а бодрые звуки парада гаснут за спиной, превращаются в треньканье музыкальной шкатулки и вовсе смолкают.

Я еду по обочине трассы I-90, ветер забирается в рукава и штанины, редкие грузовики и служебные автомобили обдают меня струей воздуха. С прошлой пятницы, после довольно сложной процедуры в Белом доме, отменена почтовая доставка, но частные компании еще развозят посылки, и федералы ездят по своим делам в сопровождении вооруженной охраны.

Я принял досрочную отставку с пенсией в восемьдесят пять процентов жалованья. В общей сложности я отслужил один год, три месяца и десять дней в патруле и три месяца, двадцать дней в должности детектива.

Я качу дальше, выезжаю на середину трассы I-90, еду по двойной сплошной.

Нельзя слишком много задумываться о том, что будет дальше, право, нельзя.

Домой я попадаю только поздно ночью. Она ждет меня, сидит на перевернутом молочном ящике из тех, что я держу на крыльце вместо стульев. Она – моя маленькая сестричка в длинной юбке и легкой джинсовой курточке. От нее сильно и горько пахнет «Америкэн спиритс». Гудини недобро поглядывает на нее из-за другого ящика, скалит зубы, дрожит и воображает себя невидимкой.

– Ох ты господи! – выговариваю я, бросаясь к ней. Велосипед падает на землю под ступеньками, а мы обнимаемся и смеемся. Я прижимаю ее голову к груди.

– Ты совсем чокнутая, – говорю я, когда мы отпускаем друг друга.

– Прости, Ген. Мне правда жаль, – отвечает она.

Больше ей не нужно ничего говорить – такого признания мне вполне достаточно. Она с самого начала знала, что делает, когда со слезами умоляла меня вызволить муженька.

– Ясно. Честно говоря, я впечатлен твоей хитростью. Ты играла на мне – как там говорил папа? – как на гобое. Или на чем там?

– Не знаю, Генри.

– Как же не знаешь? Что-то про гобой – это из Бонобо и…

– Мне было всего шесть лет, Генри. Не запомнила никаких поговорок.

Она бросает с крыльца окурок и вытаскивает новую сигарету. Я машинально морщусь – слишком много куришь! – а она машинально закатывает глаза – не разыгрывай папочку! Все это по привычке. Гудини робко тявкает и высовывает мордочку из-под ящика. По словам Макконнелл, это бишон фризе, но я так и считаю его пуделем.

– Ну хорошо, однако надо было мне сказать. Что тебе требовалось узнать? Какие сведения я, сам того не зная, раздобыл для тебя, пробравшись на гауптвахту нацгвардии?

– Где-то в стране идет тайное строительство, – медленно начинает Нико, отворачивая лицо. – Место выбрали такое, что сразу не подумаешь. Мы сузили круг поисков и теперь ищем невинное с виду местечко, где разворачивается проект.