Антон Фарб - Авадон

Лимек сделал паузу и закурил, откинувшись на спинку кресла и глубоко затянувшись сигаретой.

Про закрытые КБ он кое-что знал. Научно-исследовательские центры тюремного типа, занятые разработкой секретных проектов Министерства Обороны. Спинной мозг Фабрики. Камеры-кельи, двухэтажные нары, решетки на окнах, надзиратели, подписки о неразглашении, двенадцатичасовой рабочий день, усиленный паек и разрешение на выход за фабричные стены на Пасху и Рождество. Поговаривали, что эти компоненты для успешного мозгового штурма придумал лично канцлер Куртц. Так ли оно было на самом деле - никто не знал; во всяком случае, система работала, на деле доказав эффективность.

Ученые и инженеры обычно попадали в закрытые КБ через подвалы "Трискелиона": арестованные за неблагонадежность, они оказывались перед выбором между тюремным сроком или искуплением вины через аскезу самоотверженного научного поиска. Но Петерсен завербовался по контракту - добровольно.

Лимек покачал головой и вернулся к чтению.

В тридцать три года Петерсен вернулся в альма-матер и, неведомо за какие заслуги, получил собственную лабораторию. С этого момента карьера Петерсена ровно и гладко пошла вверх. Инженер начал читать курс кибернетики и приступил к кандидатской диссертации о волновых процессах в человеческом мозге, выбрав научным руководителем профессора Фоста. Выбил грант на исследования для Алхимической лаборатории. Купил домик в Бельфегоре...

Четыре года спустя, во время Большого Шторма 46-го года, погибла Марианна Петерсен. Семнадцатилетняя Альбина попала в Азилум, где провела три года, ни с кем не разговаривая и глядя в обитую войлоком стену палаты. В досье были копии счетов из клиники и закладной на дом (Петерсену дорого встали консультации ведущих светил психиатрии) и даже копия медицинской карточки его дочери. Некий доктор К.Меерс вывел Альбину из транса. Чтобы рассчитаться с долгами, Петерсен вновь заключил контракт с Фабрикой - на сей раз на внештатную разработку и производство нового оборудования для башни Сарториуса.

Что именно разрабатывал Петерсен, в контракте не упоминалось. Лишь один раз в служебной записке мелькнуло упоминание об "аппарате Петерсена": тестированием модели занимался мастер-наладчик Мёллер. И всё.

Лимек поднялся и с хрустом потянулся. От долгого чтения у него болели глаза и покалывало в затылке. Подойдя к бару, он плеснул в стакан джина из квадратной бутылки. За окном в зимних сумерках падал снег. Сегодня ветер дул со стороны Люциума, и поэтому снег походил на мелкую бурую пыль. Все окна в доме напротив были темными, снег ложился на пустую улицу мягким ковриком, в рыжем свете фонарей напоминающим плесень.

Лимек сделал большой глоток, и по всему телу разлилось живое тепло. Только внизу живота остался холодный скользкий комок льда...

В сорок шестом погибли многие. Нет, не так: многие ушли, не выдержав шторма. Оставшиеся потом говорили, что ушли те, кого никто не держал на этом свете. Предрасположенные к суициду. Лимек в это не верил. Это была чепуха - оставшиеся завидовали ушедшим. Позже газетчики окрестили ту ночь сорок шестого года Ночью Белого Пепла...

Кстати, о газетчиках. Лимек присел на край стола, взял телефон и набрал номер.

- Это Лимек. Завтра, в полпервого на бульваре Фокалор, возле моста короля Матиаса. И захвати камеру.

Он повесил трубку и залпом прикончил джин.

Тогда тоже была зима. Стоял декабрь, кругом лежали сугробы - чистые, белые, искрящиеся, и мороз покалывал кожу на лице. В последнюю ночь перед Штормом во всем Авадоне наступило странное затишье - будто город накрыли ватным одеялом и легонько так, будто бы шутя, придушили, чтобы не трепыхался...

Стояла такая тишина, что можно было услышать, как снежинки кружатся в белых конусах света фонарей. Вдалеке прозвенел последний трамвай. Они гуляли: по вечерам Лимек встречал Камиллу с работы, и они шли домой пешком, по улице Сарториуса до площади Авернуса, а оттуда уже в Вааль-Зее - крюк, конечно, еще тот, но он позволял обойти стороной Ашмедай и держаться подальше от Набережной.

- Знаешь, - сказала Камилла, - по нашим прогнозам этого затишья не предвиделось... Давно уже не было так тихо.

Камилла мечтательно вздохнула. Она только что сменилась с дежурства, и мыслями все еще была на работе, у самописцев, радиозондов и перископов. Камилла держала Лимека под руку, тесно прижавшись к нему, и, сняв варежку, ловила снежинки.

- Камилла, - через силу выдавил Лимек.

- Да?

- Помнишь, что я тебе обещал?

Она вдруг резко остановилась и повернулась к нему лицом. Щеки ее румянились - то ли от мороза, то ли от волнения.

- Помню, - прошептала она.

Лимек понял, что не может говорить дальше. Слова обжигали горло расплавленным свинцом, а вырвавшись наружу и остывая в морозном воздухе, становились тяжелыми и холодными.

- Они закрыли дело. А меня переводят в другой отдел. Я больше не смогу его искать. Прости...

Камилла побледнела. Лимеку всегда нравилась ее кожа - молочно-белая, нежная, с голубоватыми прожилками вен. Но сейчас, когда ее румянец исчез за одно мгновение, Лимек испугался.

- Подожди, - сказал он, но она покачала головой и высвободила руку. - Не уходи, - сказал он, но она уже ушла.

Ступила за пределы светового пятна под фонарем и навсегда исчезла во мгле зимней ночи.

И тут Лимек понял, что это сон. Часть сознания намекнула, что он лежит на кушетке в своем кабинете, положив голову на жесткий валик, запив две таблетки люминала солидной порцией джина, и лицо Лимека подрагивает во сне, потому что Лимек видит то, что было семь лет назад, и что исправить или изменить уже невозможно.

И тогда Лимек начал молиться. Он часто повторял эту молитву за последние семь лет - благо, она была очень короткой.

Господи, взмолился Лимек, сделай так, чтобы я не проснулся. Сделай так, чтобы я умер во сне...

Но Бог не услышал его. Бог давно отвернул лицо свое от Авадона.

На похороны инженера Петерсена не пришло и десяти человек. Первым подъехал округлый, угольно-черный кашалот катафалка, из него выбралась красивая молодая блондинка, чью пышную фигуру не могли скрыть даже закрытое траурное платье и наброшенная на плечи песцовая шубейка. С неба сыпала холодная морось, и водитель катафалка поспешил раскрыть над непокрытой головой блондинки зонтик.

Следом подрулил отделанный деревом семейный фургон - прибыли коллеги Петерсена по Политехникуму - два насупленных субъекта в черных мантиях и квадратных шапочках с кисточками. Выглядели они так, словно находились на похоронах исключительно из служебного долга. На лицах коллег читалось нетерпеливое ожидание конца церемонии пополам с не совсем понятным страхом. Уж не те ли это, подумал Лимек, завкафедрой радиоэлектроники и декан факультета кибернетики, которых допрашивали трискели?