Сакс Ромер - Зловещий доктор Фу Манчи

Позвольте мне не останавливаться на исходе той ужасной борьбы. Был даже такой момент, когда и я, да и все остальные, отчаялись, не в силах умиротворить разбушевавшегося безумца. Но наконец дело было сделано, и исхудавший, заляпанный кровью дикарь, которого мы знали как уголовного инспектора Джона Веймаута, лежал на кушетке в своей собственной гостиной. Я был изумлен гением адского доктора, который одним уколом иглы превратил доброго и смелого человека в подобие зверя. Найланд Смит с еще более заострившимися чертами и лихорадочными от бессонницы глазами, все еще дрожа от огромного физического и нервного напряжения, повернулся к человеку, который, как я знал, был посыльным из Скотланд-Ярда.

— Ну? — гаркнул он.

— Он арестован, сэр, — отрапортовал детектив. — Он содержится в его комнатах, согласно вашему приказу.

— Она все время спала? — спросил меня Смит. (Я только что вернулся из спальни наверху.) Я кивнул.

— Он безопасен, хотя бы на один-два часа? — Смит указал на лежавшего на кушетке Джона Веймаута.

— На восемь-десять часов, — мрачно ответил я.

— Тогда пошли. Труды этой ночи еще далеко не завершены.

Потом у нас появились материалы, свидетельствующие, что бедный Веймаут жил дикарем, прячась в густых кустах на полосе земли, лежавшей между деревней и пригородным поселком на холме. Он в буквальном смысле стал первобытным существом и даже поедал мелких животных, не брезгуя и воровством, как мы узнали, обнаружив его логово.

Он скрывался очень изобретательно, но перед нами прошли свидетели, видевшие его в сумерках и бежавшие от него, напуганные его видом. Они так и не узнали, что источником их страхов был инспектор Джон Веймаут. Мы, со своей стороны, тоже не смогли выяснить, как он спасся от смерти в водах Темзы и незамеченным пересек весь Лондон, но его странная привычка стучать в дверь собственного дома каждое утро строго в половине третьего (что-то вроде прояснения сознания, таинственным образом связанное со старыми привычками), относится к разряду симптомов, знакомых любому специалисту в области психиатрии.

Я возвращаюсь к той ночи, когда Смит разрешил загадку ночного стука. Сев в машину, ожидавшую нас в конце деревни, мы помчались через опустевшие улицы в Нью-Инн-корт. Я, человек, следовавший за Найландом Смитом через поражения и победы, знал, что этой ночью он превзошел самого себя и оправдал доверие, оказанное ему высшими государственными органами.

Нас впустил в неприбранную комнату, принадлежавшую исследователю, путешественнику и чудаку, полицейский в штатском. Среди живописных и беспорядочных фрагментов всех веков, в огромном резном кресле перед высокой статуей Будды сидел человек в наручниках. У него были снежно-белые волосы и борода, как у патриарха, его поза была исполнена величайшего достоинства. Но выражение его лица было скрыто дымчатыми очками.

Пленника охраняли еще двое детективов.

— Мы арестовали профессора Дженифера Монда сразу, как он вошел, сэр, — отрапортовал сотрудник, открывший дверь. — Он отказался давать показания. Надеюсь, это не ошибка.

— Надеюсь, что нет, — отрубил Смит.

Он зашагал к арестованному, снедаемый лихорадочным возбуждением, и почти грубо сорвал бороду и седой парик, швырнул темные очки на пол, открыв высокий лоб и зеленые злобные глаза, впившиеся в него с выражением, которого я никогда не забуду.

Это был доктор Фу Манчи!

Наступило напряженное молчание, длившееся, казалось, один удар пульса. Затем Смит спросил:

— Что вы сделали с профессором Мондом?

Доктор Фу Манчи обнажил ровные бесцветные зубы в так хорошо знакомой мне единственной в своем роде дьявольской улыбке.

Он сидел невозмутимо, как если бы был судьей, а не скованным наручниками узником. Нужно сказать правду и отдать ему справедливость — Фу Манчи был абсолютно бесстрашен.

— Его задержали в Китае, — ответил он плавным, свистящим тоном, — очень срочные дела. Хорошо известные окружающим черты его характера, его нелюдимость сослужили мне здесь неплохую службу. Ее плоды вы пожинаете сейчас.

Я видел, что Смит не был готов к действию. Он стоял, дергая себя за мочку уха и переводя взгляд с бесстрастного китайца на удивленных детективов.

— Что мы должны делать, сэр? — спросил один из них.

— Оставьте меня и доктора Петри с арестованным, пока я не позову.

Все трое ушли. Теперь я догадывался, что должно произойти.

— Вы можете вернуть Веймауту здоровье? — резко сказал Смит. — Я не могу снасти вас от виселицы, да и, — его кулаки судорожно сжались, — не сделал бы этого, даже если бы мог, но…

Фу Манчи впился в него своими блестящими глазами.

— Все ясно, мистер Смит, — прервал он, — вы меня неправильно понимаете. Я не хочу с вами спорить, но то, что я делаю по убеждению, и то, что сделал по необходимости, — разные вещи, как небо и земля. Я нанес храброму инспектору Веймауту укол отравленной иглой с целью самозащиты, но я сожалею о его состоянии не меньше, чем вы. Я уважаю таких людей. Против яда иглы есть противоядие.

— Назовите его, — сказал Смит.

Фу Манчи снова улыбнулся.

— Бесполезно, — ответил он. — Только я один могу приготовить его. Мои секреты умрут со мной. Я верну рассудок инспектору Веймауту, но в доме, кроме меня и его, не должно быть никого.

— Дом будет окружен полицией, — мрачно сказал Смит.

— Как хотите, — ответил Фу Манчи, — устраивайте, что вам нравится. Вон в том ящичке из черного дерева, стоящем на столе, находятся инструменты для лечения. Сделайте так, чтобы я мог посетить его где и когда вы захотите…

— Я вам совершенно не доверяю. Это какой-то трюк, — бросил Смит.

Доктор Фу Манчи медленно поднялся и выпрямился во весь свой рост. Наручники, сковывавшие его руки, не могли отнять того жуткого достоинства, которое было ему присуще. Он поднял руки над головой трагическим жестом и уставил свой пронизывающий взор на Найланда Смита.

— Бог Китая слышит меня, — сказал он с глубокими гортанными нотками в голосе, — я клянусь…

Фу Манчи был самым ужасным гостем на английской земле, когда-либо угрожавшим ее спокойствию, и конец его пребывания был страшен и необъясним.

Как ни странно это звучит, я не сомневаюсь, что это адское создание чувствовало нечто вроде восхищения или уважения к человеку, которому оно нанесло такой страшный вред. Фу Манчи был способен на такие чувства, ибо у него было нечто подобное и в отношении меня.

Один из коттеджей на деревенской улице, сразу за домом Веймаута, был свободен, и на рассвете следующего дня стал сценой из ряда вон выходящих событий. Бедный Веймаут, по-прежнему находившийся в коматозном состоянии, был перевезен в этот коттедж, ключ от которого Смит забрал себе, чем немало удивил полицейского агента. Думаю, никогда раньше ни одного пациента не посещал столь странный специалист, и уж, во всяком случае, определенно не в таких обстоятельствах.